Posted in Обзоры суд. практики ВС РФ Author: Олег Умеренков Published Date: 30.10.2016
ОБЗОР СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ ВЕРХОВНОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ №3 (2016)
(утв. Президиумом Верховного Суда РФ 19.10.2016)
(Извлечение)
СУДЕБНАЯ КОЛЛЕГИЯ ПО ГРАЖДАНСКИМ ДЕЛАМ
I. Разрешение споров, возникающих из солидарной ответственности
1. Исполнение одним из поручителей обязательства в полном объеме прекращает обязательство должника перед кредитором, но не перед этим поручителем, к которому перешло право требования как к должнику, так и к другому поручителю, если иное не установлено договором поручительства.
Поручители, которые совместно дали обязательство отвечать по обязательствам должника, отвечают как солидарные должники.
В. обратился в суд с иском к обществу и М. о солидарном взыскании в порядке регресса суммы долга.
Судом установлено, что 5 июля 2012 г. между банком (кредитором) и обществом (заемщиком) заключен кредитный договор, согласно которому банк предоставил заемщику целевой кредит на финансирование текущей деятельности (обеспечение заявки на участие в открытых аукционах в электронном виде). По условиям кредитного договора в обеспечение обязательств заемщик предоставил кредитору в залог недвижимость, принадлежащую на праве собственности В. (три земельных участка), поручительство В., поручительство М.
5 июля 2012 г. между банком и В. был заключен договор поручительства, по условиям которого В. обязался перед банком отвечать полностью за исполнение заемщиком своих обязательств по целевому кредитному договору от 5 июля 2012 г.
В этот же день между банком и М. был заключен договор поручительства, по условиям которого М. также обязалась перед банком отвечать полностью за исполнение заемщиком своих обязательств по тому же целевому кредитному договору.
3 декабря 2014 г. В. полностью погасил задолженность общества перед кредитором.
Разрешая спор и удовлетворяя исковые требования, суд первой инстанции исходил из того, что в силу п. 1 ст. 365 ГК РФ к В. как к поручителю, исполнившему обязательство, перешли права кредитора в том объеме, в котором он удовлетворил требование кредитора, поэтому он вправе взыскать уплаченную сумму с заемщика и второго поручителя.
Отменяя решение в части взыскания суммы с поручителя, суд апелляционной инстанции указал, что в силу ст. 367 ГК РФ поручительство прекращается с прекращением обеспеченного им обязательства. Заключенный между банком и обществом договор расторгнут решением суда от 6 мая 2014 г. при взыскании задолженности по кредиту, поэтому поручительство М. прекращено. Кроме того, В. не является правопреемником банка по решению о солидарном взыскании долга с общества, и М. не вправе требовать взыскания по данному решению.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, рассмотрев дело в кассационном порядке, с выводом суда апелляционной инстанции не согласилась.
В соответствии со ст. 363 ГК РФ (в редакции, действовавшей на момент возникновения спорных правоотношений) при неисполнении или ненадлежащем исполнении должником обеспеченного поручительством обязательства поручитель и должник отвечают перед кредитором солидарно, если законом или договором поручительства не предусмотрена субсидиарная ответственность поручителя.
Поручитель отвечает перед кредитором в том же объеме, как и должник, включая уплату процентов, возмещение судебных издержек по взысканию долга и других убытков кредитора, вызванных неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства должником, если иное не предусмотрено договором поручительства.
Лица, совместно давшие поручительство, отвечают перед кредитором солидарно, если иное (ответственность в долях) не предусмотрено договором поручительства.
Права кредитора по обязательству переходят к поручителю на основании закона вследствие исполнения обязательства поручителем должника (подп. 3 п. 1 ст. 387 ГК РФ).
В соответствии с п. 1 ст. 365 ГК РФ к поручителю, исполнившему обязательство, переходят права кредитора по этому обязательству и права, принадлежавшие кредитору как залогодержателю, в том объеме, в котором поручитель удовлетворил требование кредитора.
Правила, установленные данной статьей, применяются, если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или договором поручителя с должником и не вытекает из отношений между ними.
Если обязательство перед кредитором будет исполнено одним из лиц, совместно давших поручительство, к нему переходит требование к должнику. Сопоручитель, исполнивший обязательство по договору поручительства, может предъявить к должнику требование об исполнении обязательства, права по которому перешли к сопоручителю в соответствии с подп. 3 п. 1 ст. 387 ГК РФ. До исполнения должником обязательства поручитель, исполнивший договор поручительства, вправе предъявить регрессные требования к каждому из других сопоручителей в сумме, соответствующей их доле в обеспечении обязательства. Названные доли предполагаются равными (подп. 1 п. 2 ст. 325 ГК РФ), иное может быть предусмотрено договором о выдаче поручительства или соглашением сопоручителей. К сопоручителям, уплатившим свои доли полностью или в части, переходит требование к должнику в соответствующей части.
Уплата должником всей суммы долга сопоручителю, полностью исполнившему договор поручительства, по смыслу ст. 329 ГК РФ, прекращает его регрессные требования к другим сопоручителям.
Из приведенных норм права следует, что В. как один из поручителей, исполнивший обязанности заемщика, вправе требовать от другого поручителя и должника исполнения обязательства.
Предусмотренных ст. 387 ГК РФ оснований для прекращения поручительства не имеется. Обязанность должника по возврату денежных средств не прекратилась: должник не является обязанным лицом перед банком, однако является обязанным лицом перед поручителем, выплатившим сумму задолженности.
Выводы суда апелляционной инстанции об обратном являются неправильными, основаны на ошибочном толковании норм права.
Для определения меры ответственности должника и поручителя необходимо выяснение того, являются ли лица, заключившие договоры поручительства с банком, сопоручителями и какова доля каждого в обеспечении обязательства.
Суд квалифицирует поручительство нескольких лиц как совместное, если будет установлено наличие соответствующего волеизъявления указанных лиц, направленного именно на совместное обеспечение обязательства.
В соответствии с положениями ч. 2 ст. 56 ГПК РФ суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для дела, какой стороне надлежит их доказывать, выносит обстоятельства на обсуждение, даже если стороны на какие-либо из них не ссылались.
Однако вопрос о направленности волеизъявления поручителей не был исследован судами.
При таких обстоятельствах Судебная коллегия отменила апелляционное определение, направив дело на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции.
Определение N 18-КГ15-164
II. Разрешение споров, возникающих из жилищных отношений
2. Споры, связанные с отказом гражданам в бесплатной приватизации занимаемых ими по договорам социального найма жилых помещений, разрешаются в судебном порядке независимо от ведомственной принадлежности жилого фонда, в котором находится данное жилье.
Л.Л. обратилась в суд с иском к департаменту жилищного обеспечения Минобороны России, Минобороны России, ФГКУ «Дальневосточное территориальное управление имущественных отношений» Минобороны России, ФГКУ «Восточное региональное управление жилищного обеспечения» Минобороны России о признании права собственности на жилое помещение в порядке приватизации. В обоснование требований истец указала, что по договору социального найма ее супругу Л.И. предоставлена однокомнатная квартира, находящаяся в жилом доме военного городка, расположенного в населенном пункте. Истец в качестве члена семьи Л.И. вселена и зарегистрирована на данной жилой площади. Учитывая, что с военного городка снят статус закрытого военного городка, Л.Л. обращалась к ответчикам с заявлениями о передаче спорного жилого помещения в ее собственность в порядке приватизации, в чем ей было отказано в связи с отсутствием механизма передачи в собственность жилых помещений из фонда Минобороны России.
Разрешая спор и отказывая в удовлетворении иска, суд первой инстанции указал на то, что вопрос о передаче жилых помещений в собственность граждан отнесен законодательством к компетенции соответствующих органов, к которым суд в силу закона изначально не относится, поскольку признание самим судом за стороной истца права собственности на спорное жилое помещение в порядке приватизации выходит за рамки компетенции судебных органов и нарушает конституционный принцип разделения властей, что не может быть признано допустимым.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции, дополнительно указав, что судебный порядок приватизации жилищного фонда законом не предусмотрен.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся судебные постановления по следующим основаниям.
В соответствии со ст. 2 Закона Российской Федерации от 4 июля 1991 г. N 1541-1 «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации» граждане Российской Федерации, имеющие право пользования жилыми помещениями государственного или муниципального жилищного фонда на условиях социального найма, вправе приобрести их на условиях, предусмотренных названным законом, иными нормативными правовыми актами Российской Федерации и нормативными правовыми актами субъектов Российской Федерации, в общую собственность либо в собственность одного лица, в том числе несовершеннолетнего, с согласия всех имеющих право на приватизацию данных жилых помещений совершеннолетних лиц и несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет.
Статьей 4 указанного закона определен исчерпывающий перечень жилых помещений, которые независимо от вида собственности (государственная или муниципальная) приватизации не подлежат.
Таким образом, по смыслу данных норм, граждане Российской Федерации, имеющие право пользования жилыми помещениями на условиях социального найма, могут приобрести в собственность бесплатно жилые помещения, находящиеся не только в муниципальном, но и в государственном жилищном фонде.
Как установлено судом, спорное жилое помещение предоставлено супругу истца по договору социального найма.
Спорное жилое помещение относится к государственному жилищному фонду и находится в оперативном управлении ФГКУ «Дальневосточное территориальное управление имущественных отношений» Минобороны России.
При таких обстоятельствах с учетом приведенных выше норм права у Л.Л. возникло право на приватизацию занимаемого жилого помещения.
Отказывая в иске, суд сделал вывод о том, что признание судом за стороной истца права собственности на спорное жилое помещение в порядке приватизации выходит за рамки компетенции судебных органов и нарушает конституционный принцип разделения властей (ст. 10 Конституции Российской Федерации).
Между тем ст. 6 Закона Российской Федерации от 4 июля 1991 г. N 1541-1 «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации» (далее — Закон о приватизации жилищного фонда) определено, что передача жилых помещений в собственность граждан осуществляется уполномоченными собственниками указанных жилых помещений, органами государственной власти, органами местного самоуправления, а также государственными или муниципальными унитарными предприятиями, за которыми закреплен жилищный фонд на праве хозяйственного ведения, государственными или муниципальными учреждениями, казенными предприятиями, в оперативное управление которых передан жилищный фонд.
Согласно разъяснениям, изложенным в пп. 5, 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 августа 1993 г. N 8 «О некоторых вопросах применения судами Закона Российской Федерации «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации», требования граждан о бесплатной передаче жилого помещения в общую собственность всех проживающих в нем лиц либо в собственность одного или некоторых из них (в соответствии с достигнутым между этими лицами соглашением) подлежат удовлетворению независимо от воли лиц, на которых законом возложена обязанность по передаче жилья в собственность граждан, так как ст. 2 Закона о приватизации жилищного фонда наделила граждан, занимающих жилые помещения в домах государственного и муниципального жилищного фонда по договору социального найма, правом с согласия всех проживающих совершеннолетних членов семьи и проживающих с ними несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет приобрести эти помещения в общую собственность (долевую или совместную).
Исходя из смысла преамбулы и ст. 1, 2 указанного закона гражданам не может быть отказано в приватизации занимаемых ими жилых помещений на предусмотренных этим законом условиях, если они обратились с таким требованием.
Согласно ст. 8 Закона о приватизации жилищного фонда решение вопроса о приватизации жилых помещений должно приниматься по заявлениям граждан в двухмесячный срок со дня подачи документов. В случае нарушения прав гражданина при решении вопросов приватизации жилых помещений он вправе обратиться в суд.
Следовательно, если гражданин по независящим от него причинам не может реализовать свое право на приватизацию занимаемого им по договору социального найма жилого помещения, то он вправе обратиться с иском о признании за ним права собственности в судебном порядке.
Определение N 64-КГ16-1
3. Право пользования жилым помещением может быть сохранено за бывшей супругой нанимателя жилого помещения, являющейся матерью его несовершеннолетних детей, вселенных в данное жилое помещение в установленном порядке, на срок, который необходим для реализации возложенных на нее законом родительских обязанностей по их воспитанию и содержанию.
Т.Г. и Б.Т. с учетом уточненных требований обратились в суд с иском к Т.Н., действующей в своих интересах и в интересах несовершеннолетнего Т.А., о признании не приобретшей право пользования жилым помещением, выселении Т.Н. и Т.А. из указанной квартиры без предоставления другого жилого помещения. Требования мотивированы тем, что Т.А.А. (бывший супруг Т.Н.) при жизни зарегистрировал в квартире их общих детей: Т.К. и Т.В. После смерти Т.А.А. в 2011 году Т.Н. вселилась в спорное жилое помещение и заняла комнату, в которой проживает вместе с детьми, в том числе с несовершеннолетним Т.А. Поскольку Т.Н. и Т.А. в спорном жилом помещении не зарегистрированы, истцы полагают, что ответчики не приобрели право пользования спорным жильем, просят об их выселении.
Т.Н. иск не признала, обратилась в суд со встречным иском к Т.Г. и Б.Т., в котором просила признать за собой право пользования спорным жилым помещением и определить срок проживания в нем до совершеннолетия дочери Т.В. В обоснование требований Т.Н. сослалась на то, что состояла в браке с Т.А.А. В спорную квартиру вселилась с согласия Т.Г. и Б.Т., проживает в данной квартире по настоящее время с тремя детьми: Т.К., 2006 года рождения, Т.В., 2009 года рождения (рожденными от брака с Т.А.А.), и Т.А., 2014 года рождения, оплачивает коммунальные платежи. Т.К. и Т.В. приобрели право пользования спорным жилым помещением, однако, будучи несовершеннолетними, самостоятельно реализовать это право не могут.
Т.Н., действующая в своих интересах и в интересах несовершеннолетнего Т.А., возражала против удовлетворения первоначального иска.
Решением суда иск Т.Г., Б.Т. удовлетворен. Т.Н. и Т.А. признаны не приобретшими право пользования спорной квартирой и выселены из нее. Встречный иск Т.Н. оставлен без удовлетворения.
Разрешая спор, суд первой инстанции исходил из того, что ответчик Т.Н. и ее малолетний сын Т.А. не приобрели право пользования спорным жилым помещением как лица, вселенные в установленном законом порядке с согласия всех совершеннолетних членов семьи нанимателя. Основания для проживания Т.Н. в спорном жилом помещении до совершеннолетия ее дочери Т.В. отсутствуют, поскольку у ответчика в собственности имеется жилое помещение, в котором она зарегистрирована по месту жительства и может проживать с детьми. Общая площадь данного жилого помещения превышает размер комнаты, занимаемой ею в спорной квартире. По мнению суда, права детей Т.Н. не нарушаются.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся судебные постановления по следующим основаниям.
В силу положений ст. 3 Конвенции ООН о правах ребенка во всех действиях в отношении детей независимо от того, предпринимаются они государственными или частными учреждениями, занимающимися вопросами социального обеспечения, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание уделяется наилучшему обеспечению интересов ребенка.
В Конвенции отмечается, что государства — участники Конвенции убеждены в том, что семье как основной ячейке общества и естественной среде для роста и благополучия всех ее членов и особенно детей должны быть предоставлены необходимые защита и содействие с тем, чтобы она могла полностью возложить на себя обязанности в рамках общества. В соответствии со ст. 9 Конвенции государства-участники обеспечивают, чтобы ребенок не разлучался со своими родителями вопреки их желанию, за исключением случаев, когда компетентные органы, согласно судебному решению, определяют в соответствии с применимым законом и процедурами, что такое разлучение необходимо в наилучших интересах ребенка.
Часть 1 ст. 38 Конституции Российской Федерации предусматривает, что материнство и детство, а также семья находятся под защитой государства. Одновременно положения ст. 1 СК РФ определяют, что семейное законодательство исходит из необходимости построения семейных отношений на взаимопомощи и ответственности перед семьей всех ее членов, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи, обеспечения беспрепятственного осуществления членами семьи своих прав и возможности судебной защиты этих прав. Часть 2 ст. 7 Конституции Российской Федерации обеспечивает государственную поддержку семьи, материнства, отцовства и детства.
Согласно п. 2 ст. 54 СК РФ каждый ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, насколько это возможно, право знать своих родителей, право на их заботу, право на совместное с ними проживание, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам.
Ребенок имеет право на защиту своих прав и законных интересов. Защита прав и законных интересов ребенка осуществляется родителями (лицами, их заменяющими), а в случаях, предусмотренных названным кодексом, органом опеки и попечительства, прокурором и судом (п. 1 ст. 56 СК РФ).
Родители имеют право и обязаны воспитывать своих детей. Родители несут ответственность за воспитание и развитие своих детей. Они обязаны заботиться о здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии своих детей. Родители имеют преимущественное право на обучение и воспитание своих детей перед всеми другими лицами (п. 1 ст. 63 СК РФ).
В соответствии с п. 2 ст. 20 ГК РФ местом жительства несовершеннолетних детей, не достигших четырнадцати лет, признается место жительства их законных представителей — родителей, усыновителей или опекунов.
Между тем суды не приняли во внимание приведенные выше положения материального закона в части защиты прав несовершеннолетних детей Т.Н. — Т.К. и Т.В.
Из материалов дела следует, что несовершеннолетние дети Т.К. и Т.В. проживают в спорной квартире и приобрели право пользования жилым помещением, что подтверждается вступившим в законную силу решением районного суда. Другого жилого помещения для проживания дети не имеют. Несовершеннолетний Т.К. обучается в гимназии по месту жительства, одновременно занимается спортивной гимнастикой в специализированной детско-юношеской школе олимпийского резерва. Несовершеннолетняя Т.В. проходит обучение в подготовительной группе для поступления в гимназию.
В спорную квартиру Т.Н. была вселена в 2006 году после вступления в брак с Т.А.А. и проживает с несовершеннолетними детьми в ней постоянно, в том числе после смерти супруга, место жительства не меняла. Квартира, собственником которой на момент рассмотрения дела судами первой и апелляционной инстанций являлась Т.Н., непригодна для проживания, что подтверждается актом обследования жилищных условий. Т.Н. также ссылалась на то, что при рассмотрении судом первой инстанции ее заявления об отсрочке исполнения решения о выселении в материалы дела были представлены документы, подтверждающие отчуждение квартиры третьему лицу на основании соглашения об отступном в счет уплаты долга умершего супруга.
Имеются сведения о том, что Т.Н. относится к категории малоимущих граждан, находится в отпуске по уходу за ребенком, не достигшим возраста трех лет. Доказательств наличия другого жилого помещения для проживания Т.Н. и ее детей материалы дела не содержат.
Учитывая, что спорная квартира является постоянным и единственным местом жительства несовершеннолетних Т.В. и Т.К., которые в силу малолетнего возраста лишены возможности самостоятельно определять свое место жительства и не могут проживать без законного представителя, суду надлежало разрешить вопрос о возможности сохранения права пользования жилым помещением за Т.Н. на определенный срок для реализации возложенных на нее законом родительских обязанностей по воспитанию, содержанию несовершеннолетних детей, осуществлению ежедневной заботы о них, которая невозможна при раздельном проживании. Вследствие смерти отца несовершеннолетних возложение таких обязанностей возможно только на их мать — Т.Н.
При определении продолжительности срока, на который за Т.Н. может быть сохранено право пользования жилым помещением, суду первой инстанции при новом рассмотрении дела следует исходить из общих положений п. 2 ст. 20 ГК РФ, принципа разумности и справедливости, конкретных обстоятельств дела, учитывая материальное положение данного лица, способность его обеспечить себя иным жилым помещением, возможность совместного проживания сторон в одном жилом помещении, и других заслуживающих внимания обстоятельств.
Определение N 5-КГ16-20
III. Разрешение споров, связанных с реализацией прав
граждан на пенсионное обеспечение
4. В случае предоставления женщинам отпусков по беременности и родам в период работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости и включаемой в специальный стаж на льготных условиях, периоды таких отпусков также подлежат включению в стаж работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости, в льготном исчислении.
Е. обратилась в суд с иском о признании незаконным решения пенсионного органа в части отказа в досрочном назначении трудовой пенсии по старости в связи отсутствием необходимого специального стажа лечебной деятельности в учреждениях здравоохранения.
Судом установлено, что 4 августа 2014 г. Е. обратилась в пенсионный орган с заявлением о досрочном назначении трудовой пенсии по старости на основании подп. 20 п. 1 ст. 27 Федерального закона от 17 декабря 2001 г. N 173-ФЗ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации».
Решением пенсионного органа от 19 сентября 2014 г. Е. отказано в досрочном назначении трудовой пенсии по старости в связи с отсутствием необходимого специального стажа лечебной деятельности в учреждениях здравоохранения. При этом периоды работы Е. в должности медицинской сестры палатной отделения анестезиологии-реанимации и медицинской сестры-анестезиста отделения анестезиологии-реанимации больницы с 23 июля 1996 г. по 31 октября 1999 г. зачтены ответчиком в специальный стаж в льготном исчислении как 1 год и 6 месяцев за 1 год работы, период нахождения в отпуске по беременности и родам с 16 апреля по 18 сентября 2000 г. зачтен в стаж в календарном исчислении (1 год за 1 год), период работы в должности медицинской сестры-анестезиста в отделении анестезиологии-реанимации с 12 августа 2002 г. по 31 декабря 2007 г. и период работы в должности старшей медицинской сестры в отделении анестезиологии-реанимации с 1 января 2008 г. по 4 августа 2014 г. зачтены в специальный стаж как 1 год и 6 месяцев за 1 год работы.
Разрешая спор и удовлетворяя исковые требования в части включения в специальный стаж периода нахождения Е. в отпуске по беременности и родам с 16 апреля по 18 сентября 2000 г. в льготном исчислении, суд первой инстанции со ссылкой на постановление Правительства Российской Федерации от 22 сентября 1999 г. N 1066 «Об утверждении Списка должностей, работа в которых засчитывается в выслугу, дающую право на пенсию за выслугу лет в связи с лечебной и иной работой по охране здоровья населения, и Правил исчисления сроков выслуги для назначения пенсии за выслугу лет в связи с лечебной и иной работой по охране здоровья населения» исходил из того, что оспариваемый период приходится на время работы Е. в должности медицинской сестры-анестезиста отделения анестезиологии-реанимации больницы, которая зачтена ответчиком в специальный стаж работы истца в льготном исчислении как 1 год и 6 месяцев за 1 год работы, в связи с чем пришел к выводу о наличии оснований для включения оспариваемого периода в специальный трудовой стаж Е. в льготном исчислении как 1 год и 6 месяцев за 1 год работы.
Установив наличие у Е. необходимого специального стажа для досрочного назначения трудовой пенсии по старости в связи с осуществлением лечебной деятельности и иной деятельности по охране здоровья населения, в том числе с учетом включения в ее специальный стаж периода нахождения Е. в отпуске по беременности и родам с 16 апреля по 18 сентября 2000 г. в льготном исчислении, суд первой инстанции пришел к выводу о признании за ней права на досрочное назначение трудовой пенсии по старости с 4 августа 2014 г.
Отменяя решение суда в части удовлетворения требований Е. о включении в специальный стаж периода нахождения в отпуске по беременности и родам с 16 апреля по 18 сентября 2000 г. в льготном исчислении и признании за ней права на досрочное назначение трудовой пенсии по старости с 4 августа 2014 г. и отказывая в удовлетворении названных требований, суд апелляционной инстанции со ссылкой на Правила исчисления периодов работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости в соответствии со ст. 27 и 28 Федерального закона от 17 декабря 2001 г. N 173-ФЗ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», утвержденные постановлением Правительства Российской Федерации от 11 июля 2002 г. N 516, исходил из того, что в период нахождения в отпуске по беременности и родам истец не осуществляла лечебную и иную деятельность по охране здоровья населения, в связи с чем оснований для применения льготного порядка исчисления стажа за оспариваемый период не имеется.
Полагая, что у Е. отсутствует необходимый специальный стаж для досрочного назначения трудовой пенсии по старости в связи с осуществлением лечебной деятельности и иной деятельности по охране здоровья населения, суд апелляционной инстанции пришел к выводу об отказе в удовлетворении требований о признании за ней права на досрочное назначение трудовой пенсии по старости с 4 августа 2014 г.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшееся по делу апелляционное определение и оставила в силе решение суда первой инстанции по следующим основаниям.
В соответствии с подп. 20 п. 1 ст. 27 Федерального закона от 17 декабря 2001 г. N 173-ФЗ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», действовавшего на момент возникновения спорных отношений, трудовая пенсия по старости ранее достижения возраста, установленного ст. 7 данного федерального закона, назначается лицам, осуществлявшим лечебную и иную деятельность по охране здоровья населения в учреждениях здравоохранения не менее 25 лет в сельской местности и поселках городского типа и не менее 30 лет в городах, сельской местности и поселках городского типа либо только в городах, независимо от их возраста.
Согласно п. 2 ст. 27 названного закона списки соответствующих работ, производств, профессий, должностей, специальностей и учреждений (организаций), с учетом которых назначается трудовая пенсия по старости в соответствии с п. 1 этой статьи, правила исчисления периодов работы (деятельности) и назначения указанной пенсии при необходимости утверждаются Правительством Российской Федерации.
Постановлением Правительства Российской Федерации от 29 октября 2002 г. N 781 утверждены Список должностей и учреждений, работа в которых засчитывается в стаж работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости лицам, осуществляющим лечебную и иную деятельность по охране здоровья населения в учреждениях здравоохранения, в соответствии с подп. 20 п. 1 ст. 27 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» (далее — Список), и Правила исчисления периодов работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости лицам, осуществлявшим лечебную и иную деятельность по охране здоровья населения в учреждениях здравоохранения, в соответствии с подп. 20 п. 1 ст. 27 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» (далее — Правила).
Согласно разделу «Наименование должностей» Списка право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости предоставлено среднему медицинскому персоналу, работающему в учреждениях, перечисленных в этом же списке в разделе «Наименование учреждений».
На основании п. 5 Правил периоды работы в должностях в учреждениях, указанных в Списке, засчитываются в стаж работы в календарном порядке, за исключением случаев применения льготного порядка исчисления стажа указанной работы, в частности, лицам, работавшим в структурных подразделениях учреждений здравоохранения в должностях по перечню согласно приложению, 1 год работы засчитывается в указанный стаж работы как 1 год и 6 месяцев (подп. «б» п. 5 Правил).
Приложением к названным правилам является Перечень структурных подразделений учреждений здравоохранения и должностей врачей и среднего медицинского персонала, работа в которых в течение года засчитывается в стаж работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости, как 1 год и 6 месяцев.
В данном перечне в числе наименований структурных подразделений указаны отделения анестезиологии-реанимации, а также реанимации и интенсивной терапии учреждений, а в числе наименований должностей — должности медицинских сестер-анестезистов.
Аналогичный порядок исчисления периодов работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости лицам, осуществлявшим лечебную и иную деятельность по охране здоровья населения в учреждениях здравоохранения, применялся и при ранее установленном правовом регулировании данных отношений.
Так, исчисление специального стажа предусматривалось для медицинских сестер-анестезистов, медицинских сестер отделений анестезиологии-реанимации, отделений реанимации и интенсивной терапии Правилами исчисления сроков выслуги для назначения пенсии за выслугу лет в связи с лечебной и иной работой по охране здоровья населения, утвержденными постановлением Правительства Российской Федерации от 22 сентября 1999 г. N 1066 (п. 3 Правил). Названные правила действовали в период работы Е. в должности медицинской сестры-анестезиста отделения анестезиологии-реанимации больницы и нахождения ее в отпуске по беременности и родам с 16 апреля по 18 сентября 2000 г.
Отпуска по беременности и родам в силу ст. 255 Трудового кодекса Российской Федерации предоставляются женщинам по их заявлению и на основании выданного в установленном порядке листка нетрудоспособности продолжительностью 70 (в случае многоплодной беременности — 84) календарных дней до родов и 70 (в случае осложненных родов — 86, при рождении двух или более детей — 110) календарных дней после родов с выплатой пособия по государственному социальному страхованию в установленном федеральными законами размере.
Отпуск по беременности и родам исчисляется суммарно и предоставляется женщине полностью независимо от числа дней, фактически использованных ею до родов.
В соответствии с п. 5 Правил исчисления периодов работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости в соответствии со ст. 27 и 28 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», утвержденных постановлением Правительства Российской Федерации от 11 июля 2002 г. N 516, периоды работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости, которая выполнялась постоянно в течение полного рабочего дня, засчитываются в стаж в календарном порядке, если иное не предусмотрено данными правилами и иными нормативными правовыми актами.
При этом в стаж включаются периоды получения пособия по государственному социальному страхованию в период временной нетрудоспособности, а также периоды ежегодных основного и дополнительных оплачиваемых отпусков.
Как следует из разъяснений, содержащихся в п. 26 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 11 декабря 2012 г. N 30 «О практике рассмотрения судами дел, связанных с реализацией прав граждан на трудовые пенсии», согласно п. 5 Правил исчисления периодов работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости в соответствии со ст. 27 и 28 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», утвержденных постановлением Правительства Российской Федерации от 11 июля 2002 г. N 516, в стаж включаются периоды получения пособия по государственному социальному страхованию в период временной нетрудоспособности, а также периоды ежегодных основного и дополнительных оплачиваемых отпусков. С учетом того, что в период нахождения женщины в отпуске по беременности и родам, предусмотренном ст. 255 Трудового кодекса Российской Федерации, ей выплачивается пособие по государственному социальному страхованию на основании листка нетрудоспособности, выданного по случаю временной нетрудоспособности, указанный период также подлежит включению в стаж, дающий право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости.
Исходя из приведенного выше правового регулирования в случае предоставления женщинам отпусков по беременности и родам в период работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости и включаемой в специальный стаж на льготных условиях, периоды таких отпусков также подлежат включению в льготном исчислении в стаж работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости.
При разрешении данного спора судом установлено, что в период нахождения в отпуске по беременности и родам с 16 апреля по 18 сентября 2000 г. Е. занимала должность медицинской сестры-анестезиста отделения анестезиологии-реанимации больницы.
Между тем суд апелляционной инстанции не учел нормативные положения, подлежащие применению к спорным отношениям, а также разъяснения Пленума Верховного Суда Российской Федерации и сделал неправильный вывод о том, что период нахождения Е. в отпуске по беременности и родам с 16 апреля по 18 сентября 2000 г. может быть зачтен ей в специальный стаж только в календарном исчислении.
Определение N 18-КГ16-7
IV. Разрешение споров, связанных с назначением
социальных выплат
5. Для определения размера единовременного пособия, подлежащего выплате военнослужащему, принимавшему участие в осуществлении мероприятий по борьбе с терроризмом и получившему увечье, повлекшее за собой наступление инвалидности, подлежит применению закон, действовавший на момент получения таким лицом увечья.
Факт участия военнослужащих в осуществлении мероприятий по борьбе с терроризмом подтверждается приказами командиров воинских частей, начальников штабов, оперативных и иных групп, утвержденными руководителем оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией.
Г. обратилась в суд с иском к Минобороны России о взыскании за счет средств федерального бюджета единовременного пособия в размере 300 000 руб. в связи с получением увечья при осуществлении мероприятия по борьбе с терроризмом, повлекшего наступление инвалидности, и расходов на оплату услуг адвоката в размере 30 000 руб.
Решением суда, оставленным без изменения апелляционным определением, исковые требования частично удовлетворены. С Минобороны России в пользу Г. за счет средств федерального бюджета взыскано единовременное пособие в размере 300 000 руб., расходы на оплату услуг представителя в размере 20 000 руб. В удовлетворении остальной части иска отказано.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся судебные постановления, как вынесенные с существенным нарушением норм материального и процессуального права, и приняла по делу новое решение об отказе в удовлетворении исковых требований по следующим основаниям.
Судом установлено, что Г. с 25 апреля 1994 г. проходила военную службу в Вооруженных Силах Российской Федерации (далее — ВС РФ) в звании рядового (механик радиорелейной станции).
Согласно имеющейся в деле копии выписки из приказа временно исполняющего обязанности командира войсковой части от 3 марта 2000 г. Г. приказано полагать фактически принимавшей участие в проведении контртеррористической операции на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации в период с 5 по 29 февраля 2000 г.
Из заключения госпитальной военно-врачебной комиссии от 13 октября 2009 г. следует, что Г. 28 февраля 2000 г. при исполнении служебных обязанностей в Чеченской Республике получила травму пояснично-крестцового отдела позвоночника при высадке из машины (поскользнулась и упала на спину). Причинная связь имеющегося у Г. заболевания позвоночника, полученного в 2000 году, согласно названному заключению установлена в формулировке «военная травма», Г. признана ограниченно годной к военной службе (категория «В»).
Приказом командира войсковой части от 16 декабря 2009 г. Г. исключена из списков личного состава и уволена с военной службы с зачислением в запас по подп. «г» п. 1 ст. 51 Федерального закона от 28 марта 1998 г. N 53-ФЗ «О воинской обязанности и военной службе» по состоянию здоровья в связи с признанием военно-врачебной комиссией ограниченно годной к военной службе, ей назначена пенсия.
5 июля 2010 г. бюро медико-социальной экспертизы Г. установлена III группа инвалидности вследствие военной травмы.
Разрешая спор и принимая решение о частичном удовлетворении исковых требований Г., суд первой инстанции, ссылаясь на положения Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму», постановления Правительства Российской Федерации от 21 февраля 2008 г. N 105 «О возмещении вреда, причиненного жизни и здоровью лиц в связи с их участием в борьбе с терроризмом», исходил из того, что Г. принимала участие в осуществлении мероприятия по борьбе с терроризмом в период с 5 по 29 февраля 2000 г. на территории проведения контртеррористической операции, в данный период получила травму, впоследствии повлекшую за собой наступление инвалидности, в связи с чем суд пришел к выводу о наличии у истца права на выплату за счет средств федерального бюджета единовременного пособия в размере 300 000 руб. на основании положений п. 3 ст. 21 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму».
При этом суд первой инстанции указал, что право на единовременное пособие в размере 300 000 руб. возникло у истца с момента наступления инвалидности вследствие полученной военной травмы. По мнению суда, поскольку единственным правовым основанием для выплаты единовременного пособия на период рассмотрения судом дела по иску Г. являлся Федеральный закон от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму», то при разрешении вопроса о размере единовременного пособия необходимо руководствоваться нормами данного федерального закона.
Отклоняя довод ответчика о том, что Г. уже получила единовременное пособие и страховые выплаты в соответствии с Федеральным законом от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих», суд первой инстанции отметил, что Г. не приобрела права на получение единовременного пособия, предусмотренного п. 3 ст. 18 Федерального закона от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих», поскольку она не была уволена со службы с формулировкой «Д» — негоден к военной службе, что является обязательным условием для возникновения права на получение выплаты на основании указанной нормы. Также суд сослался на непредставление ответчиком доказательств получения истцом указанного единовременного пособия.
Между тем согласно п. 1 ст. 19 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» (в редакции, действовавшей на момент получения Г. 28 февраля 2000 г. травмы) лица, участвующие в борьбе с терроризмом, находятся под защитой государства. Правовой и социальной защите в силу подп. 1 данной нормы подлежат военнослужащие, сотрудники и специалисты федеральных органов исполнительной власти и органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, непосредственно участвующие (участвовавшие) в борьбе с терроризмом. Социальная защита лиц, привлекаемых к борьбе с терроризмом, осуществляется с учетом правового статуса таких лиц, устанавливаемого федеральными законами и иными нормативными правовыми актами, в соответствии с порядком, установленным Правительством Российской Федерации (п. 2 ст. 19 названного закона).
Вред, причиненный здоровью или имуществу лиц, перечисленных в ст. 19 этого федерального закона, в связи с их участием в борьбе с терроризмом возмещается в порядке, определяемом законодательством Российской Федерации (п. 1 ст. 20 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом»).
Пунктом 3 ст. 20 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» (в редакции, действовавшей на момент получения Г. 28 февраля 2000 г. травмы) было предусмотрено, что в случае, если лицо, принимавшее участие в борьбе с терроризмом, при проведении контртеррористической операции получило увечье, повлекшее за собой наступление инвалидности, этому лицу за счет средств федерального бюджета выплачивается единовременное пособие в размере пятисот минимальных размеров оплаты труда и назначается пенсия в соответствии с законодательством Российской Федерации.
Федеральный закон от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» утратил силу с 1 января 2007 г. в связи с принятием Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму».
В соответствии с п. 3 ст. 21 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму» (статья 21 вступила в силу с 1 января 2007 г.) в случае, если лицо, принимавшее участие в осуществлении мероприятия по борьбе с терроризмом, получило увечье, повлекшее за собой наступление инвалидности, этому лицу за счет средств федерального бюджета выплачивается единовременное пособие в размере 300 000 руб. и назначается пенсия в соответствии с законодательством Российской Федерации.
Из содержания действовавшего на момент получения травмы военнослужащей Г. п. 3 ст. 20 Федерального закона «О борьбе с терроризмом» и действующего с 1 января 2007 г. п. 3 ст. 21 Федерального закона «О противодействии терроризму» следует, что юридическим фактом, с которым приведенные положения законов связывают право лица, принимавшего участие в борьбе с терроризмом, на получение единовременного пособия в соответствующем размере, является получение этим лицом увечья, повлекшего наступление инвалидности. По своему характеру и публично-правовому предназначению единовременное пособие, выплачиваемое лицу, принимавшему участие в осуществлении мероприятий по борьбе с терроризмом, относится к мерам социальной поддержки лиц, получивших при участии в указанных мероприятиях увечье, повлекшее за собой наступление инвалидности и назначение пенсии, что свидетельствует о невозможности дальнейшего прохождения военной службы такими лицами.
Судом было установлено, что травма пояснично-крестцового отдела позвоночника, повлекшая впоследствии — 5 июля 2010 г. — наступление инвалидности, была получена Г. 28 февраля 2000 г., то есть до даты вступления в силу (1 января 2007 г.) п. 3 ст. 21 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму», предусматривающего выплату единовременного пособия за счет средств федерального бюджета в размере 300 000 руб. при получении увечья лицом, принимавшим участие в борьбе с терроризмом, при проведении контртеррористической операции.
Статьей 27 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму», определяющей, что данный федеральный закон вступает в силу со дня его официального опубликования (10 марта 2006 г.), за исключением ст. 18, 19, 21 и 23, действие этого федерального закона не распространено на ранее возникшие отношения. Более того, в п. 2 данной нормы прямо указано, что ст. 18, 19, 21 и 23 названного федерального закона вступают в силу с 1 января 2007 г. (то есть действие п. 3 ст. 21 указанного федерального закона о выплате единовременного пособия в размере 300 000 руб. распространяется на отношения, возникшие с 1 января 2007 г.)
В других статьях Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму» также не содержится норм о его распространении на отношения, возникшие до введения его в действие.
Следовательно, при определении размера единовременного пособия, подлежащего выплате лицу, принимавшему участие в осуществлении мероприятия по борьбе с терроризмом, получившему увечье, повлекшее за собой наступление инвалидности, подлежит применению закон, действовавший на момент получения таким лицом увечья. В данном случае к спорным отношениям подлежит применению п. 3 ст. 20 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» (в редакции, действовавшей до 31 декабря 2000 г.), поскольку травма, на которую ссылалась Г. в обоснование исковых требований о выплате единовременного пособия в размере 300 000 руб., была получена ею 28 февраля 2000 г. Однако указанное обстоятельство при разрешении спора учтено не было, вследствие этого судебные инстанции неправомерно применили к спорным отношениям положения п. 3 ст. 21 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму», не подлежащие применению.
При разрешении спора судами первой и апелляционной инстанций были допущены и другие существенные нарушения норм права.
Пунктом 5 ст. 20 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» было предусмотрено, что при одновременном возникновении в соответствии с законодательством Российской Федерации нескольких оснований для указанных в данной статье единовременных выплат выплата осуществляется по одному основанию по выбору получателя.
Аналогичная норма содержится в п. 6 ст. 21 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму».
Федеральным законом от 28 марта 1998 г. N 52-ФЗ «Об обязательном государственном страховании жизни и здоровья военнослужащих, граждан, призванных на военные сборы, лиц рядового и начальствующего состава органов внутренних дел Российской Федерации, Государственной противопожарной службы, органов по контролю за оборотом наркотических и психотропных веществ, сотрудников учреждений и органов уголовно-исполнительной системы» (далее — Федеральный закон от 28 марта 1998 г. N 52-ФЗ) определены условия и порядок государственного личного страхования военнослужащих в целях возмещения вреда, причиненного их жизни или здоровью в период прохождения ими военной службы.
Получение военнослужащими в случае наступления страхового случая страховых сумм в соответствии с нормами указанного федерального закона не препятствовало предоставлению им других денежных выплат, имеющих целью возмещение вреда здоровью, в частности единовременного пособия, установленного п. 3 ст. 18 Федерального закона от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих».
Пункт 3 ст. 18 Федерального закона от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих» утратил силу с 1 января 2012 г. в соответствии с Федеральным законом от 8 ноября 2011 г. N 309-ФЗ.
Пунктом 3 ст. 18 Федерального закона от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих» (в редакции, действовавшей на момент увольнения 16 декабря 2009 г. Г. с военной службы) было предусмотрено, что при досрочном увольнении военнослужащих с военной службы (отчислении с военных сборов граждан, призванных на военные сборы) в связи с признанием их негодными к военной службе вследствие увечья (ранения, травмы, контузии) либо заболевания, полученных ими при исполнении обязанностей военной службы, им выплачивается единовременное пособие в размере 60 окладов денежного содержания, установленных на день выплаты пособия, — военнослужащим, проходящим военную службу по контракту.
Данное пособие, представляющее собой дополнительную социальную гарантию, выплачивается военнослужащим при досрочном увольнении с военной службы в связи с признанием их негодными к военной службе вследствие увечья (ранения, травмы, контузии).
В связи с этим военнослужащим, имеющим право на получение единовременного пособия как на основании п. 3 ст. 18 Федерального закона от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих», так и на основании п. 3 ст. 20 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом», выплачивается по их выбору одно единовременное пособие.
С учетом изложенного суд неправомерно со ссылкой на то, что у Г. не возникло право на получение единовременного пособия, предусмотренного п. 3 ст. 18 Федерального закона от 27 мая 1998 г. N 76-ФЗ «О статусе военнослужащих», отклонил доводы ответчика о получении истцом единовременного пособия в соответствии с этим федеральным законом. Данное обстоятельство, подлежащее выяснению для правильного разрешения спора, в нарушение ст. 56 ГПК РФ не было вынесено на обсуждение и не получило правовой оценки суда.
Судами первой и апелляционной инстанций при разрешении исковых требований Г. также не принято во внимание то, что у нее отсутствовали необходимые условия (получение увечья при проведении контртеррористической операции, повлекшего за собой наступление инвалидности; наличие статуса лица, принимавшего участие в проведении контртеррористической операции) для выплаты единовременного пособия как по нормам Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом», так и по нормам Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму».
Согласно п. 1 Положения о военно-врачебной экспертизе, утвержденного постановлением Правительства Российской Федерации от 25 февраля 2003 г. N 123 (далее — Положение о военно-врачебной экспертизе) (в редакции, действовавшей на момент освидетельствования Г. госпитальной военно-врачебной комиссией 13 октября 2009 г.), военно-врачебная экспертиза проводится в мирное и военное время в ВС РФ, в других войсках, воинских формированиях и органах и создаваемых на военное время специальных формированиях в целях определения категории годности граждан Российской Федерации по состоянию здоровья к военной службе, службе в органах, а также в целях определения причинной связи полученных гражданами увечий (ранений, травм и контузий), заболеваний с прохождением ими военной службы (военных сборов), службы в органах.
Для проведения военно-врачебной экспертизы и медицинского освидетельствования в ВС РФ, других войсках, воинских формированиях и органах создаются военно-врачебные комиссии и врачебно-летные комиссии (п. 2 Положения о военно-врачебной экспертизе).
При медицинском освидетельствовании военнослужащих, лиц рядового и начальствующего состава (должностных лиц) органов, граждан, призванных на военные сборы, военно-врачебная комиссия определяет причинную связь полученных ими увечий, заболеваний, за исключением случаев, когда указанные граждане, получившие увечья, заболевания, находятся под следствием или уголовное дело в отношении которых передано в суд (п. 40 Положения о военно-врачебной экспертизе).
Аналогичные нормы содержались и в Положении о военно-врачебной экспертизе, утвержденном постановлением Правительства Российской Федерации от 20 апреля 1995 г. N 390, действовавшем на момент получения травмы военнослужащей Г.
В имеющемся в деле заключении госпитальной военно-врачебной комиссии от 13 октября 2009 г. не указано, что полученная Г. в период военной службы травма связана с принятием ею участия в осуществлении мероприятия по борьбе с терроризмом. В материалах дела не имеется также других медицинских документов, подтверждающих причинную связь травмы Г. с принятием ею участия в осуществлении мероприятия по борьбе с терроризмом.
Однако суды первой и апелляционной инстанций в нарушение требований ст. 67, 195, 196, 198 ГПК РФ разрешили спор в отсутствие надлежащих доказательств, подтверждающих причинную связь травмы Г. с принятием ею участия в осуществлении мероприятия по борьбе с терроризмом.
Помимо этого, в материалах дела отсутствуют документы, подтверждающие наличие у Г. статуса лица, принимавшего участие в проведении контртеррористической операции.
Пунктом 2 постановления Правительства Российской Федерации от 31 марта 1994 г. N 280 (в редакции, действовавшей на момент получения Г. травмы) «О порядке установления факта выполнения военнослужащими и иными лицами задач в условиях чрезвычайного положения и при вооруженных конфликтах и предоставления им дополнительных гарантий и компенсаций» предусмотрено предоставлять военнослужащим и сотрудникам органов внутренних дел дополнительные гарантии и компенсации только за время фактического выполнения ими задач на территории, где введено чрезвычайное положение, либо в местности, которая отнесена к зоне вооруженного конфликта (но не ранее дня введения на соответствующей территории чрезвычайного положения или отнесения местности к зоне вооруженного конфликта и не позднее дня отмены чрезвычайного положения или решения об отнесении к зоне вооруженного конфликта, определенных Правительством Российской Федерации). Периоды выполнения военнослужащими и сотрудниками органов внутренних дел задач в условиях чрезвычайного положения и при вооруженных конфликтах оформляются приказами командиров воинских частей, начальников штабов, оперативных и иных групп.
Согласно пп. 1 и 3 ст. 12 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом» все военнослужащие, сотрудники и специалисты, привлекаемые к проведению контртеррористической операции, с момента начала указанной операции подчиняются руководителю оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией. Руководитель оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией определяет границы зоны проведения контртеррористической операции, принимает решение об использовании привлекаемых для проведения указанной операции сил и средств. Вмешательство любого другого лица независимо от занимаемой должности в оперативное руководство контртеррористической операцией не допускается.
Из содержания приведенных нормативных положений следует, что периоды непосредственного участия сотрудников и военнослужащих в контртеррористических операциях устанавливаются на основании соответствующих приказов командиров воинских частей, начальников штабов, оперативных и иных групп, которые должны быть утверждены руководителем оперативного штаба по управлению контртеррористической операцией.
Таким образом, непосредственное участие сотрудников и военнослужащих в контртеррористических операциях при рассмотрении спора судом может быть подтверждено только определенными средствами доказывания (ст. 60 ГПК РФ). Соответственно, суд должен был принимать решение по существу заявленных Г. исковых требований, исходя из документов, свидетельствующих о непосредственном участии истца в указанной операции.
Между тем таких документов в материалах дела не имеется. Выписка из приказа временно исполняющего обязанности командира войсковой части от 3 марта 2000 г., согласно которой Г. следует признать фактически принимавшей участие в проведении контртеррористической операции на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации в период с 5 по 29 февраля 2000 г., не относится к документам, подтверждающим факт участия истца в проведении контртеррористической операции применительно к требованиям п. 2 постановления Правительства Российской Федерации от 31 марта 1994 г. N 280 и с учетом положений пп. 1 и 3 ст. 12 Федерального закона от 25 июля 1998 г. N 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом».
Следовательно, у судебных инстанций отсутствовали правовые основания для удовлетворения исковых требований Г. к Минобороны России о взыскании за счет средств федерального бюджета единовременного пособия, установленного п. 3 ст. 21 Федерального закона от 6 марта 2006 г. N 35-ФЗ «О противодействии терроризму».
Определение N 20-КГ15-24
V. Процессуальные вопросы
6. Требования граждан о включении сумм задолженности в реестр обязательств банка перед вкладчиками рассматриваются судами общей юрисдикции.
Ш. обратилась в районный суд с иском к коммерческому банку (далее — Банк) о включении суммы задолженности в реестр обязательств банка перед вкладчиками. В обоснование заявленных требований истец указала, что 30 декабря 2014 г. она заключила с Банком договор банковского вклада. Ответчик возвратил денежные средства истца частично. 16 февраля 2015 г. у ответчика была отозвана лицензия Банка России на осуществление банковских операций. Решением арбитражного суда от 25 апреля 2015 г. ответчик признан несостоятельным (банкротом), в отношении его открыто конкурсное производство сроком на один год. Включение обязательств Банка перед Ш. в реестр обязательств банка перед вкладчиками необходимо ей в целях получения соответствующего страхового возмещения, однако в нарушение порядка, установленного Федеральным законом от 23 декабря 2003 г. N 177-ФЗ «О страховании вкладов физических лиц в банках Российской Федерации», и Указаний ЦБ РФ от 1 апреля 2004 г. N 1417-У «О форме реестра обязательств банка перед вкладчиками» ответчик не включает в реестр обязательств банка перед вкладчиками сумму задолженности (остаток невыплаченных денежных средств) Банка перед Ш.
Отказывая Ш. в принятии искового заявления со ссылкой на п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ, суд исходил из того, что поскольку у ответчика отозвана лицензия на осуществление банковских операций, а решением арбитражного суда в отношении Банка открыто конкурсное производство, то заявленные требования подлежат рассмотрению арбитражным судом в рамках дела о банкротстве.
Соглашаясь с данными выводами суда первой инстанции, суд апелляционной инстанции указал, что исковые требования о включении в реестр обязательств Банка перед вкладчиками носят имущественный характер, так как данными действиями истец преследует цель включить свои требования в реестр обязательств Банка и впоследствии взыскать денежные средства, в связи с чем эти требования не относятся к компетенции суда общей юрисдикции.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала выводы судебных инстанций о неподведомственности данного спора суду общей юрисдикции ошибочными.
В соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ судья отказывает в принятии заявления в случае, если заявление не подлежит рассмотрению и разрешению в порядке гражданского судопроизводства, поскольку заявление рассматривается и разрешается в ином судебном порядке.
Согласно п. 1 ч. 1 ст. 22 ГПК РФ суды рассматривают и разрешают исковые дела с участием граждан, организаций, органов государственной власти, органов местного самоуправления о защите нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов, по спорам, возникающим из гражданских, семейных, трудовых, жилищных, земельных, экологических и иных правоотношений.
Суды рассматривают и разрешают дела, предусмотренные чч. 1 и 2 ст. 22 ГПК РФ, за исключением экономических споров и других дел, отнесенных федеральным конституционным законом и федеральным законом к ведению арбитражных судов (ч. 3 ст. 22 ГПК РФ).
В соответствии с чч. 1, 2 и 3 ст. 27 АПК РФ к ведению арбитражных судов относятся дела по экономическим спорам и другие дела, связанные с осуществлением предпринимательской и иной экономической деятельности. Арбитражные суды разрешают экономические споры и рассматривают иные дела с участием организаций, являющихся юридическими лицами, граждан, осуществляющих предпринимательскую деятельность без образования юридического лица и имеющих статус индивидуального предпринимателя, приобретенный в установленном законом порядке, а в случаях, предусмотренных Кодексом и иными федеральными законами, с участием Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований, государственных органов, органов местного самоуправления, иных органов, должностных лиц, образований, не имеющих статуса юридического лица, и граждан, не имеющих статуса индивидуального предпринимателя.
Пунктом 1 ч. 1 ст. 33 АПК РФ к специальной компетенции арбитражных судов отнесены дела о банкротстве вне зависимости от того, являются ли участниками правоотношений, из которых возникли спор или требование, юридические лица, индивидуальные предприниматели или иные организации и граждане (ч. 2 ст. 33).
Как следует из представленных материалов, Ш. как физическое лицо обратилась в суд с исковым заявлением, в котором просила возложить на Банк обязанность по внесению данных об остатке вклада в реестр обязательств банка перед вкладчиками, который формируется в соответствии с Федеральным законом от 23 декабря 2003 г. N 177-ФЗ «О страховании вкладов физических лиц в банках Российской Федерации» (далее — Федеральный закон о страховании вкладов, Федеральный закон).
Данный закон регулирует отношения по созданию и функционированию системы страхования вкладов, формированию и использованию ее денежного фонда, выплатам возмещения по вкладам при наступлении страховых случаев, а также отношения, возникающие в связи с осуществлением государственного контроля за функционированием системы страхования вкладов, и иные отношения, возникающие в данной сфере (ч. 2 ст. 1).
В силу п. 4 ч. 3 ст. 6 названного федерального закона банки обязаны вести учет обязательств банка перед вкладчиками и встречных требований банка к вкладчику, обеспечивающий готовность банка сформировать при наступлении страхового случая, а также на любой день по требованию Банка России (в течение семи календарных дней со дня поступления в банк указанного требования) реестр обязательств банка перед вкладчиками в порядке и форме, которые устанавливаются Банком России по предложению Агентства по страхованию вкладов (далее — Агентство).
Страховой случай считается наступившим со дня отзыва (аннулирования) у банка лицензии Банка России либо со дня введения моратория на удовлетворение требований кредиторов банка (ч. 2 ст. 8 Федерального закона).
Право требования вкладчика на возмещение по вкладам возникает со дня наступления страхового случая (ч. 1 ст. 9 Федерального закона).
В соответствии с ч. 4 ст. 12 Федерального закона о страховании вкладов выплата возмещения по вкладам производится Агентством в соответствии с реестром обязательств банка перед вкладчиками, формируемым банком, в отношении которого наступил страховой случай, в течение трех рабочих дней со дня представления вкладчиком в Агентство документов, предусмотренных чч. 4 и 5 ст. 10 названного федерального закона, но не ранее 14 дней со дня наступления страхового случая.
Согласно Указанию ЦБ РФ от 1 апреля 2004 г. N 1417-У «О форме реестра обязательств банка перед вкладчиками» банк, в отношении которого наступил страховой случай, в соответствии с поименованным выше законом обязан обеспечить формирование реестра обязательств на основании учета обязательств банка перед вкладчиками и встречных требований банка к вкладчикам и в семидневный срок со дня наступления страхового случая представить реестр обязательств в Агентство.
Порядок обращения за страховым возмещением и его выплаты установлен Федеральным законом о страховании вкладов.
Согласно ч. 1 ст. 10 данного федерального закона вкладчик (его представитель или наследник (представитель наследника) вправе обратиться в Агентство с требованием о выплате возмещения по вкладам со дня наступления страхового случая до дня завершения конкурсного производства, а при введении Банком России моратория на удовлетворение требований кредиторов — до дня окончания действия моратория.
При обращении в Агентство с требованием о выплате возмещения по вкладам вкладчик (наследник) представляет: заявление по форме, определенной Агентством, документы, удостоверяющие его личность, а при обращении наследника также документы, подтверждающие его право на наследство или право использования денежных средств наследодателя (ч. 4 ст. 10 Федерального закона).
Размер возмещения по вкладам каждому вкладчику устанавливается исходя из суммы обязательств по вкладам банка, в отношении которого наступил страховой случай, перед этим вкладчиком (ч. 1 ст. 11 Федерального закона).
Выплата возмещения по вкладам производится Агентством в соответствии с реестром обязательств банка перед вкладчиками, формируемым банком, в отношении которого наступил страховой случай (ч. 4 ст. 12 Федерального закона).
В соответствии с ч. 7 ст. 12 Федерального закона о страховании вкладов в случае несогласия вкладчика с размером возмещения по вкладам, подлежащего выдаче, Агентство предлагает вкладчику представить в Агентство дополнительные документы, подтверждающие обоснованность его требований, и направляет их в банк для рассмотрения. Банк в течение 10 календарных дней со дня получения указанных документов обязан их рассмотреть и в случае обоснованности требований вкладчика внести соответствующие изменения в реестр обязательств банка перед вкладчиками, а также направить в Агентство сообщение о результатах рассмотрения требований вкладчика и о внесенных изменениях в реестр обязательств банка перед вкладчиками.
При несогласии с размером подлежащего выплате возмещения по вкладам вкладчик в соответствии с законодательством Российской Федерации вправе обратиться в суд с иском об установлении состава и размера соответствующих требований, а также подлежащего выплате возмещения по вкладам (ч. 10 ст. 12 Федерального закона).
По смыслу приведенных правовых норм, вкладчик вправе обратиться в суд с иском не только в случае несогласия с составом и размером установленных реестром обязательств, но и в том случае, когда во включении их в реестр отказано полностью.
Исковые требования Ш. заявлены не в рамках требований кредиторов по денежным обязательствам банка, а основаны на положениях Федерального закона о страховании вкладов, в силу которых выплата вкладчику возмещения по застрахованному вкладу в пределах лимита страхового возмещения производится Агентством, а не банком, находящимся в процедуре банкротства, за счет фонда страхования вкладов, а не из конкурсной массы должника.
При таких обстоятельствах у суда не имелось предусмотренных законом оснований для отказа Ш. в принятии искового заявления в связи с его неподведомственностью суду общей юрисдикции.
С учетом изложенного Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся судебные постановления и дело по исковому заявлению Ш. к коммерческому банку о включении сумм задолженности в реестр обязательств банка перед вкладчиками направила на рассмотрение в суд первой инстанции.
Определение N 5-КГ16-6
7. В период исполнения судебных постановлений по обращению взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации по правилам главы 24 Бюджетного кодекса Российской Федерации индексация присужденных судом денежных сумм не производится.
В. обратилась в суд с заявлением в порядке ст. 208 ГПК РФ об индексации присужденных ей денежных сумм.
В обоснование предъявленных требований В. указала, что решением районного суда от 11 декабря 2014 г., вступившим в законную силу 2 марта 2015 г., в ее пользу с военного комиссариата взыскано 89 749 руб. 52 коп. 26 мая 2015 г. указанные денежные средства были перечислены должником на банковский счет В.
По мнению В., несвоевременная выплата военным комиссариатом присужденных ей денежных сумм привела к снижению их покупательской способности в результате инфляционных процессов.
Определением суда от 25 июня 2015 г. в удовлетворении заявления В. об индексации присужденных ей по решению суда денежных сумм отказано.
Апелляционным определением от 27 августа 2015 г. определение суда первой инстанции отменено, вопрос разрешен по существу, и с военного комиссариата в пользу В. в порядке индексации денежной суммы, присужденной ей решением районного суда от 11 декабря 2014 г., взысканы денежные средства в размере 7177 руб. 57 коп.
При этом суд апелляционной инстанции исходил из того, что предусмотренная ст. 208 ГПК РФ индексация присужденных судом денежных сумм производится с момента принятия решения суда до его фактического исполнения, она выступает в качестве механизма, позволяющего возместить потери взыскателя в период исполнения судебного решения, не является мерой гражданской или иной ответственности, в связи с чем исполнение ответчиком решения суда в срок, установленный Бюджетным кодексом Российской Федерации (далее — БК РФ), не освобождает должника от обязанности выплатить присужденные денежные средства с учетом индексации за весь период неисполнения решения суда.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала выводы суда апелляционной инстанции неправильными, указав следующее.
Согласно ч. 1 ст. 208 ГПК РФ по заявлению взыскателя или должника суд, рассмотревший дело, может произвести индексацию взысканных судом денежных сумм на день исполнения решения суда.
В порядке данной нормы в пользу В. судом апелляционной инстанции взыскана сумма индексации с военного комиссариата.
В соответствии с п. 4 Положения о военных комиссариатах, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 7 декабря 2012 г. N 1609, военные комиссариаты являются территориальными органами Министерства обороны Российской Федерации и входят в состав военных округов.
Согласно абзацу второму п. 23 названного положения финансирование расходов военных комиссариатов осуществляется в пределах бюджетных ассигнований, предусмотренных на эти цели в федеральном бюджете на соответствующий год Министерству обороны Российской Федерации.
Абзацем вторым ст. 10 БК РФ предусмотрено, что к бюджетам бюджетной системы Российской Федерации относится в том числе федеральный бюджет.
Порядок и срок исполнения судебных актов по обращению взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации регулируются гл. 24 БК РФ.
В силу пп. 1 и 2 ст. 242.1 БК РФ исполнение судебных актов по обращению взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации производится в соответствии с данным кодексом на основании исполнительных документов (исполнительный лист, судебный приказ) с указанием сумм, подлежащих взысканию в валюте Российской Федерации, а также в соответствии с установленными законодательством Российской Федерации требованиями, предъявляемыми к исполнительным документам, срокам предъявления исполнительных документов, перерыву срока предъявления исполнительных документов, восстановлению пропущенного срока предъявления исполнительных документов.
К исполнительному документу (за исключением судебного приказа), направляемому для исполнения судом по просьбе взыскателя или самим взыскателем, должны быть приложены копия судебного акта, на основании которого он выдан, а также заявление взыскателя с указанием реквизитов банковского счета взыскателя (реквизитов банковского счета взыскателя при предъявлении исполнительного документа в порядке, установленном ст. 242 данного кодекса), на который должны быть перечислены средства, подлежащие взысканию. Заявление подписывается взыскателем либо его представителем с приложением доверенности или нотариально удостоверенной копии доверенности или иного документа, удостоверяющего полномочия представителя.
Статьей 210 ГПК РФ установлено, что решение суда приводится в исполнение после вступления его в законную силу, за исключением случаев немедленного исполнения, в установленном федеральным законом порядке.
В соответствии с абзацем первым ч. 1 ст. 428 ГПК РФ исполнительный лист выдается судом взыскателю после вступления судебного постановления в законную силу, за исключением случаев немедленного исполнения, когда исполнительный лист выдается немедленно после принятия судебного постановления. Исполнительный лист выдается взыскателю или по его просьбе направляется судом для исполнения.
Из приведенного правового регулирования следует, что исполнительный лист выдается судом взыскателю после вступления судебного постановления в законную силу, а положения БК РФ не предусматривают добровольного исполнения вступивших в законную силу судебных постановлений по обращению взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации до предъявления судом по просьбе взыскателя или самим взыскателем исполнительного листа к исполнению в соответствии со ст. 242.1 БК РФ и с соблюдением требований, предусмотренных данной нормой.
Таким образом, процедура исполнения судебного решения, предусматривающая взыскание бюджетных средств, не может быть начата без непосредственного волеизъявления лица, в чью пользу взыскиваются денежные средства.
В соответствии с п. 1 ст. 242.1 и п. 6 ст. 242.2 БК РФ срок исполнения судебных актов по обращению взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации не может превышать трех месяцев со дня поступления исполнительных документов на исполнение с обязательным приложением документов, названных в п. 2 ст. 242.1 БК РФ.
Между тем при разрешении заявления В. об индексации денежных сумм, взысканных на основании судебного постановления с военного комиссариата, суд апелляционной инстанции не применил приведенные выше нормы права и не учел, что исполнение судебных постановлений по обращению взыскания на средства бюджетов бюджетной системы Российской Федерации производится по правилам гл. 24 БК РФ и только по предъявлению исполнительного документа к исполнению, иной порядок выплаты бюджетных денежных средств законодательством не предусмотрен.
С учетом того, что исполнительный лист по вступившему в законную силу решению районного суда от 11 декабря 2014 г. был предъявлен В. к исполнению 2 апреля 2015 г. и был исполнен военным комиссариатом 26 мая 2015 г., то есть в пределах установленного п. 6 ст. 242.2 БК РФ трехмесячного срока со дня предъявления исполнительного документа к исполнению, оснований для применения положений ст. 208 ГПК РФ и удовлетворения заявления В. об индексации взысканных судом в ее пользу денежных сумм за период с момента принятия судом решения (11 декабря 2014 г.) и до момента его фактического исполнения военным комиссариатом (26 мая 2015 г.) у суда апелляционной инстанции не имелось.
Довод суда апелляционной инстанции о применении в данном случае предусмотренной ст. 208 ГПК РФ индексации в качестве механизма, позволяющего возместить потери взыскателя в период исполнения судебного решения, противоречит правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в определениях от 20 марта 2008 г. N 244-О-П и от 24 декабря 2013 г. N 1990-О, согласно которой индексация, предусмотренная ст. 208 ГПК РФ, является механизмом, позволяющим полностью возместить потери взыскателя от длительного неисполнения судебного решения в условиях инфляционных процессов в государстве. Между тем длительного неисполнения решения суда о взыскании в пользу В. денежных сумм из средств бюджетной системы Российской Федерации военным комиссариатом допущено не было. Напротив, установленные законом сроки исполнения такого решения были соблюдены.
Это судом апелляционной инстанциями учтено не было и повлекло за собой вынесение незаконного судебного постановления.
Определение N 41-КГ 16-3
СУДЕБНАЯ КОЛЛЕГИЯ ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ СПОРАМ
I. Разрешение споров, связанных
с корпоративными отношениями
1. Срок исковой давности по требованию участника хозяйственного общества о признании недействительной сделки по правилам о крупных сделках или сделках с заинтересованностью начинает течь с момента, когда этот участник общества узнал или должен был узнать о том, что такая сделка требовала одобрения.
В 2015 году компания, являясь участником общества с ограниченной ответственностью с долей в 38,03 процента в уставном капитале, обратилась в арбитражный суд с иском к этому обществу и второму участнику, которому принадлежит оставшаяся часть доли, о признании недействительным заключенного ответчиками договора от 16 мая 2011 г., в соответствии с которым общество передало другому участнику в безвозмездное пользование земельный участок.
Компания обосновывала свои требования тем, что указанная сделка в силу ст. 45 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» является сделкой с заинтересованностью, совершенной без одобрения общим собранием.
В возражениях на иск участник заявил о пропуске компанией срока исковой давности.
Решением суда первой инстанции исковые требования удовлетворены. Суд отклонил заявление о применении срока исковой давности, поскольку о содержании оспариваемого договора компании стало известно только 31 октября 2014 г. при рассмотрении заявления компании о взыскании с общества денежной компенсации за неисполнение вступившего в законную силу решения суда по другому делу о признании незаконным бездействия генерального директора общества и об обязании общества предоставить документы.
Постановлением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, решение суда первой инстанции отменено, в удовлетворении искового требования отказано. Суды, руководствуясь положениями п. 1 ст. 65.2, п. 2 ст. 181, п. 1 ст. 182 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ), пришли к выводу, что, поскольку иск заявлен компанией от имени общества в качестве его представителя, начало течения срока исковой давности начинается с момента, когда о нарушении своих прав должно было узнать общество, то есть с момента исполнения договора в 2011 году.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа и оставила в силе решение суда первой инстанции по следующим основаниям.
Предъявляя требования по настоящему делу, компания как участник корпорации действует не только в интересах корпорации как ее представитель, но и преследует свой опосредованный (косвенный) интерес (а поэтому, по сути, является косвенным истцом). Этот интерес обосновывается наличием у компании как истца материально-правового требования, обусловленного недопущением причинения ему ущерба как субъекту гражданско-правовых отношений.
Объект защиты по косвенному иску не может определяться как категоричный выбор либо в пользу защиты субъективного права юридического лица, либо в пользу защиты интересов участников юридического лица.
Интерес юридического лица, который обеспечивается защитой субъективного права, в данном случае производен от интересов его участников, так как интересы общества не просто неразрывно связаны с интересами участников, они предопределяются ими, и, следовательно, удовлетворение интересов компании обеспечивает удовлетворение интереса ее участников.
Земельный участок был приватизирован на денежные средства компании, что свидетельствует о наличии у нее заинтересованности и дополнительной мотивации как лица, инвестировавшего в деятельность общества.
Таким образом, заключение сделки с заинтересованностью без должного одобрения нарушает в том числе и права участника (компании), в защиту которых предъявляется соответствующее исковое требование. Поэтому для исчисления срока исковой давности по такому требованию имеет существенное значение момент, когда обладатель нарушенного права (участник) узнал или должен был узнать о соответствующем нарушении.
В п. 5 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 16 мая 2014 г. N 28 «О некоторых вопросах, связанных с оспариванием крупных сделок и сделок с заинтересованностью» разъяснено, что иски о признании крупных сделок и сделок с заинтересованностью недействительными и применении последствий их недействительности могут предъявляться в течение срока, установленного п. 2 ст. 181 ГК РФ для оспоримых сделок. Срок давности по иску о признании недействительной сделки, совершенной с нарушением порядка ее одобрения, исчисляется с момента, когда истец узнал или должен был узнать о том, что такая сделка требовала одобрения в порядке, предусмотренном законом или уставом, хотя бы она и была совершена раньше. Предполагается, что участник должен был узнать о совершении сделки с нарушением порядка одобрения крупной сделки или сделки с заинтересованностью не позднее даты проведения годового общего собрания участников (акционеров) по итогам года, в котором была совершена оспариваемая сделка, если из предоставлявшихся участникам при проведении этого собрания материалов можно было сделать вывод о совершении такой сделки (например, если из бухгалтерского баланса следовало, что изменился состав основных активов по сравнению с предыдущим годом).
Иной подход ставил бы участников общества, не обладающих возможностью постоянно контролировать органы управления юридическим лицом, в заведомо невыгодное положение, сопряженное с невозможностью реальной защиты своих интересов в ситуации, когда факт совершения сделки с заинтересованностью скрывается органом управления юридическим лицом, и при этом срок исковой давности продолжает течь, что противоречит сути законодательного регулирования отношений, касающихся одобрения сделок с заинтересованностью, направленных на предотвращение конфликта интересов между органами управления и участниками хозяйственного общества.
Поскольку общество не представило доказательств проведения общего собрания участников по итогам 2011 года, суд первой инстанции обоснованно исчислил срок исковой давности с момента, когда компания узнала о совершении оспариваемой сделки в рамках другого дела об оспаривании бездействия генерального директора и об обязании общества предоставить документы.
Определение N 305-ЭС16-3884
II. Практика применения законодательства о банкротстве
2. При наличии корпоративного конфликта участник должника, признанного банкротом, вправе самостоятельно реализовывать предусмотренные законом процессуальные возможности.
В рамках дела о банкротстве общества его участник, обладавший 50 процентами долей в уставном капитале, подал апелляционную жалобу на определение суда, которым в реестр требований кредиторов включены требования компании.
Определением арбитражного апелляционного суда жалоба возвращена в связи с отсутствием у участника общества полномочий на обжалование судебного акта в соответствии со ст. 2 и 35 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве), поскольку в арбитражном процессе по делу о банкротстве уже участвует представитель учредителей (участников) должника, а отдельные участники (учредители) должника не отнесены к числу лиц, участвующих в деле о банкротстве.
Арбитражный суда округа согласился с позицией суда апелляционной инстанции.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила определение суда апелляционной инстанции и постановление арбитражного суда округа и отправила дело в суд апелляционной инстанции для рассмотрения апелляционной жалобы по существу в связи со следующим.
Открытие конкурсного производства наделяет представителей учредителей (участников) должника правами лиц, участвующих в деле (п. 3 ст. 126 Закона о банкротстве), что позволяет им реализовывать предусмотренные законом процессуальные возможности.
Представителем учредителей (участников) должника признается в том числе лицо, избранное учредителями (участниками) должника для представления их законных интересов при проведении процедур, применяемых в деле о банкротстве (ст. 2 Закона о банкротстве).
По смыслу положений законодательства о банкротстве целью ограничения непосредственного участия участников должника в деле о его несостоятельности и возможности осуществления ими каких-либо действий лишь через представителя является предотвращение несогласованного участия большого количества участников должника, обладающих относительно небольшими долями.
В рассматриваемом случае участники должника обладают равными долями (по 50 процентов) в уставном капитале. При этом возникший между ними корпоративный конфликт существенно затрудняет выбор представителя для участия в процедурах банкротства должника.
В такой ситуации отсутствие у обратившегося в суд участника должника статуса представителя участников должника не должно препятствовать реализации его права на судебную защиту, в том числе и последовательное отстаивание своей правовой позиции против необоснованного, по его мнению, включения в реестр требования кредитора.
Обжалуя судебный акт о включении требования компании в реестр, участник должника указывает на отсутствие задолженности перед названным кредитором и фиктивность представленных в обоснование требования документов.
Таким образом, возвращение апелляционной жалобы не только лишает его права на судебную защиту, но и препятствует наиболее объективному рассмотрению обособленного спора при обеспечении баланса интересов кредиторов и должника, а также реализации их законных прав.
Определение N 304-ЭС15-20105
3. Конкурсный управляющий может быть привлечен к гражданско-правовой ответственности в виде взыскания убытков вследствие ненадлежащего исполнения им обязанностей арбитражного управляющего независимо от наличия требований о возмещении причиненного вреда к иным лицам.
Конкурсный управляющий должником передал третьему лицу электронный носитель с цифровой подписью, владельцем сертификата ключа которой он являлся.
По платежным поручениям, подписанным этой электронной подписью, должник перечислил обществу денежные средства при отсутствии каких-либо обязательственных отношений.
Решением суда по другому делу удовлетворен иск должника к обществу о взыскании неосновательного обогащения. Судебный акт не исполнен по причине отсутствия у общества денежных средств и имущества.
В рамках уголовного дела в отношении третьего лица также удовлетворен гражданский иск должника о взыскании аналогичных по размеру убытков.
Полагая, что возникновение убытков в виде стоимости необоснованно списанных денежных средств вызвано ненадлежащим исполнением конкурсным управляющим своих обязанностей, конкурсный кредитор обратился в арбитражный суд с иском к конкурсному управляющему об их взыскании.
Определением суда первой инстанции требование удовлетворено.
Постановлением суда апелляционной инстанции определение суда первой инстанции отменено, во взыскании убытков отказано, поскольку должником реализовано право на возмещение имущественных потерь в результате взыскания ущерба с непосредственного причинителя — третьего лица по гражданскому иску в рамках уголовного дела.
Арбитражный суд округа оставил постановления суда апелляционной инстанции без изменения, указав, что, хотя наличие судебного акта о взыскании с исполнительного директора в пользу должника причиненного ущерба не привело к его фактическому возмещению, при рассмотрении уголовного дела обстоятельства наличия вины арбитражного управляющего в содеянном исполнительным директором преступлении либо осуществления каких-либо действий (бездействия), способствовавших его совершению, не установлены. В связи с этим арбитражный суд округа пришел к выводу об отсутствии оснований для привлечения конкурсного управляющего к ответственности.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые судебные акты и направила дело на новое рассмотрение по следующим основаниям.
Согласно п. 4 ст. 20.3 Закона о банкротстве при проведении процедур, применяемых в деле о банкротстве, арбитражный управляющий обязан действовать добросовестно и разумно в интересах должника, кредиторов и общества.
В силу п. 2 ст. 20.3 и п. 2 ст. 129 Закона о банкротстве на арбитражного управляющего, помимо прочего, возложена обязанность по организации финансово-хозяйственной деятельности должника, которая прежде всего связана с принятием мер по обеспечению сохранности вверенного ему имущества.
Передача возложенных на арбитражного управляющего в деле о банкротстве обязанностей на третьих лиц не освобождает его от ответственности, предусмотренной п. 4 ст. 20.4 Закона о банкротстве.
Вступившим в законную силу определением суда по настоящему делу установлено ненадлежащее исполнение конкурсным управляющим должником своих обязанностей, выразившееся в утрате контроля за сохранностью имущества должника и приведшее к необоснованному перечислению денежных средств с расчетного счета последнего. Отстраняя конкурсного управляющего от исполнения обязанностей, суд констатировал, что при должной степени заботливости и осмотрительности наступившие негативные последствия можно было избежать.
С учетом обстоятельств, установленных указанным судебным актом, в этом обособленном споре, по сути, подлежал разрешению вопрос о наличии причинной связи между возникновением у должника убытков и незаконными действиями конкурсного управляющего, а также их размере.
Присуждение к взысканию с общества и исполнительного директора в пользу должника неосновательного обогащения и материального ущерба в рамках других дел не препятствует привлечению конкурсного управляющего к самостоятельной гражданско-правовой ответственности в виде взыскания убытков в настоящем деле, учитывая ненадлежащее исполнение им обязанностей арбитражного управляющего, создавшее условия для совершения преступления.
Данная позиция согласуется с подлежащими применению при рассмотрении арбитражными судами дел о взыскании убытков с конкурсных управляющих разъяснениями, изложенными в п. 8 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 30 июля 2013 г. N 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица».
Таким образом, в данном случае должник вправе предъявлять соответствующие требования к каждому из виновных в причинении ущерба лиц до полного возмещения своих имущественных потерь.
Поскольку исполнение исполнительным директором приговора суда, касающегося возмещения причиненного должнику материального ущерба, не проверялось, определение суда первой инстанции также подлежит отмене с направлением обособленного спора на новое рассмотрение.
Определение N 303-ЭС16-1164
4. По общему правилу расходы, непосредственно связанные с производственно-хозяйственной деятельностью должника, не являются эксплуатационными платежами и учитываются в составе четвертой очереди текущих платежей.
Решением суда первой инстанции в 2009 г. комбинат был признан несостоятельным (банкротом), в отношении него открыто конкурсное производство.
В период до принятия собранием кредиторов должника решения в 2014 году о прекращении хозяйственной деятельности комбината (производство бумажных изделий и их реализация) конкурсным управляющим должником произведены затраты на приобретение сырья и материалов, изготовление продукции и ее последующую реализацию.
Конкурсный управляющий отнес названные затраты к расходам, непосредственно обеспечивающим деятельность комбината с удовлетворением их в составе третьей очереди текущих платежей.
Считая, что такие действия конкурсного управляющего нарушают права налогового органа как кредитора должника, поскольку требования об уплате обязательных платежей учитываются в составе четвертой очереди текущих требований, уполномоченный орган в рамках дела о банкротстве обратился с жалобой на ненадлежащее исполнение конкурсным управляющим своих обязанностей, выразившееся в нарушении очередности удовлетворения требований кредиторов по текущим платежам.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении жалобы отказано. Суды со ссылкой на положения ст. 20.3, 129 и 134 Закона о банкротстве квалифицировали спорные платежи в качестве эксплуатационных расходов, без которых невозможно осуществление хозяйственной деятельности комбината и исполнение возложенных на конкурсного управляющего обязанностей, предусмотренных Законом о банкротстве. Кроме этого, по мнению судов, до принятия собранием кредиторов решения о прекращении хозяйственной деятельности у конкурсного управляющего должником отсутствовали основания для остановки производства.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила принятые судебные акты и отправила дело на новое рассмотрение в связи со следующим.
В соответствии с положениями Закона о банкротстве целью конкурсного производства является соразмерное удовлетворение требований кредиторов. Достижение указанной цели возлагается на конкурсного управляющего, который осуществляет полномочия руководителя должника и иных его органов управления и действует в пределах, в порядке и на условиях, установленных названным законом.
Несмотря на то, что задачами арбитражного управляющего в процедуре конкурсного производства являются последовательные мероприятия по формированию конкурсной массы путем выявления и реализации имущества (активов) должника для расчетов с кредиторами, запрета на осуществление должником-банкротом хозяйственной деятельности Закон о банкротстве не содержит.
Действуя разумно и добросовестно в интересах должника и кредиторов, конкурсный управляющий в силу имеющихся у него полномочий и компетенции должен определить стратегию конкурсного производства в отношении должника, в том числе целесообразность дальнейшего функционирования хозяйствующего субъекта, учитывая, в частности, исключение возможности необоснованного простоя имущества, которое может приносить доход в период осуществления мероприятий по его оценке, подготовке к реализации, наличие объективных предпосылок к продаже предприятия как единого имущественного комплекса либо осуществления процедуры замещения активов и т.п. В любом случае срок, в течение которого может сохраняться производственная деятельности должника, должен соотносится с периодом времени, необходимым и достаточным для выполнения эффективным арбитражным управляющим всех предусмотренных законом процедур, направленных на отчуждение принадлежащих должнику объектов в целях проведения расчетов с кредиторами.
При этом положения п. 6 ст. 129 Закона о банкротстве, согласно которым собрание кредиторов вправе принять решение о прекращении хозяйственной деятельности должника при условии, что такое прекращение не повлечет за собой техногенные и (или) экологические катастрофы, прекращение эксплуатации объектов, используемых для обеспечения социально значимых объектов, необходимых для жизнеобеспечения граждан, не могут быть истолкованы таким образом, что продолжение деятельности юридического лица — должника в период конкурсного производства оправдано до тех пор, пока иное не установлено собранием кредиторов.
Приведенная норма направлена на предоставление собранию кредиторов возможности понудить арбитражного управляющего к реализации ликвидационных мероприятий в ситуации, когда он, настаивая на производстве должником товаров (выполнении работ, оказании услуг), неоправданно наращивает кредиторскую задолженность, что, в свою очередь, негативным образом сказывается на конкурсной массе.
В связи с этим вывод судов об отсутствии оснований для прекращения производственной деятельности комбината до принятия такого решения собранием кредиторов не обоснован.
Оценивая действия арбитражного управляющего и соглашаясь с его доводами о том, что продолжение производственного процесса направлено на сохранение действующего предприятия как имущественного комплекса, суды не выяснили, насколько целесообразно столь длительное (с 2009 по 2014 годы) продолжение хозяйственной деятельности, учитывая, что эксплуатация основных средств приводит к износу имущества (оборудования) и, соответственно, снижению его стоимости, а также, что препятствовало конкурсному управляющему осуществить мероприятия по реализации имущества должника в кратчайшие сроки.
Признавая правомерным распределение конкурсным управляющим расходов, связанных с основной деятельностью комбината (приобретение сырья и материалов, их доставка, аренда имущества, плата за пользование водными объектами, сертификация продукции и т.п.) в составе третьей очереди текущих платежей, суды не учли, что по смыслу п. 2 ст. 134 Закона о банкротстве (в редакции Федерального закона от 19 июля 2009 г. N 195-ФЗ) к эксплуатационным платежам могут быть отнесены расходы на сохранение имущества должника и поддержание его в надлежащем состоянии до момента продажи. Иные затраты подлежат включению в состав четвертой очереди текущих платежей.
Отнесение всех расходов, непосредственно формирующих цепочку технологического процесса по производству и реализации продукции должника, к эксплуатационным платежам и их приоритет перед обязательными платежами противоречит принципам очередности и пропорциональности удовлетворения требований кредиторов. Такой подход, по сути, легализует схему уклонения от уплаты налогов и создает для комбината необоснованные преимущества перед другими участниками рынка, предоставляя возможность на протяжении длительного времени вести производственную деятельность в процедуре конкурсного производства, не уплачивая обязательные платежи.
В силу разъяснений, содержащихся в п. 40.1 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 июля 2009 г. N 60 (в редакции от 6 июля 2014 г.) «О некоторых вопросах, связанных с принятием Федерального закона от 30 декабря 2008 N 296-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)», суд вправе признать законным отступление конкурсным управляющим от очередности, предусмотренной в п. 2 ст. 134 Закона о банкротстве, если это необходимо исходя из целей соответствующей процедуры банкротства.
При этом основополагающим критерием законности таких выплат являются добросовестные и разумные действия арбитражного управляющего в интересах должника и его кредиторов.
Однако при рассмотрении настоящего обособленного спора наличие обстоятельств, свидетельствующих о необходимости отступления конкурсным управляющим от предусмотренной законом очередности при расчете с текущими кредиторами, судами не проверялось, действия конкурсного управляющего применительно к вышеназванным разъяснениям не оценивались.
Определение N 307-ЭС14-8417
5. Кредитор вправе реализовать свое право на полное или частичное изменение статуса в деле о банкротстве, в том числе после включения его требования в реестр кредиторов.
В связи с несостоятельностью общества определением суда первой инстанции требования банка включены в третью очередь реестра требований кредиторов должника как обеспеченные залогом.
Впоследствии банк обратился в арбитражный суд с заявлением о внесении изменений в реестр. Банк отказался от осуществления прав залогодержателя имущества по части требований.
Арбитражный суд первой инстанции удовлетворил заявление банка, придя к выводу о том, что, распоряжаясь своими правами по собственному усмотрению, банк вправе выбрать статус залогового или незалогового кредитора. Указанное право банк может реализовать в том числе и путем частичного отказа от залоговых прав уже после включения в реестр в качестве залогового кредитора. Впоследствии возврат статуса залогового кредитора в той части, от которой банк отказался, невозможен.
Постановлением суда апелляционной инстанции, оставленным без изменения постановлением арбитражного суда округа, определение суда отменено, в удовлетворении заявления отказано. Суды исходили из того, что банк уже реализовал свое право на включение его требований в реестр и выбрал статус залогового кредитора. Повторное обращение с таким же требованием недопустимо. Суды пришли к выводу о том, что п. 6 ст. 450.1 ГК РФ не может быть применен без учета положений Закона о банкротстве. Суды также указали, что отказ банка от части прав должен сопровождаться отказом от определенного объекта залога или его части, чего не произошло. Кроме того, действия банка нарушают права других кредиторов.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа и оставила в силе определение суда первой инстанции по следующим основаниям.
Кредитор, требования которого обеспечены залогом, имеет в банкротстве особый (привилегированный) статус, что следует из порядка распределения конкурсной массы (п. 2 ст. 131, п. 4 ст. 134, ст. 138 Закона о банкротстве). Вместе с тем закон о банкротстве, следуя основным началам гражданского законодательства, не запрещает залоговому кредитору отказаться полностью или частично от своих залоговых прав, по существу снизив тем самым по своей воле гарантии удовлетворения своих требований не в ущерб другим кредиторам.
Закон о банкротстве допускает также включение в реестр части требований кредитора как обеспеченных залогом и другой части требований того же кредитора — на общих основаниях. При этом такой кредитор не становится обладателем двойного статуса в отношении одного и того же требования.
Включение требований кредитора в реестр не лишает его впоследствии возможности подать заявление о частичном или полном исключении его требований из реестра. Как указано в п. 8 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 15 декабря 2004 г. N 29 «О некоторых вопросах практики применения Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)», реализация требования к должнику представляет собой одну из форм осуществления гражданского права и кредитор вправе отказаться от его реализации. В то же время определение арбитражного суда об исключении требований такого кредитора из реестра лишает его права требовать включение в реестр вновь.
Исключение требований кредитора из реестра, как и всякое иное действие, направленное на реализацию его воли по уменьшению объема своих прав, не нарушает принцип однократности волеизъявления кредитора относительно требований, подлежащих включению в реестр.
Таким образом, требования банка о частичном изменении статуса фактически являются частичным отказом от своих прав, не противоречат закону и подлежат удовлетворению.
Доводы должника и кредиторов о том, что отказ банка от залоговых прав нарушает их права и интересы, несостоятельны. Разумный интерес кредиторов (в том числе и банка), защищаемый законом, состоит в максимальном удовлетворении своих требований за счет имуществ должника. Отказ банка от части залоговых прав увеличивает потенциальную возможность удовлетворения требований иных кредиторов за счет части выручки, полученной от реализации предмета залога при благоприятном результате торгов.
Участие кредитора в голосовании на собрании кредиторов по вопросам, отнесенным к его компетенции, безусловно, затрагивает интересы прочих кредиторов, уменьшая относительную долю их голосов. Однако стремление банка, отказавшегося от части залоговых прав, воспользоваться правом голосования не может оцениваться как противоправное, так как участие в принятии решений, отнесенных к компетенции собрания кредиторов, является неотъемлемым правом незалогового кредитора.
Ввиду отсутствия в действиях банка признаков недобросовестного поведения, недоказанности осуществления гражданских прав в обход закона с противоправной целью, а также в связи с тем, что не усматривается намерение банка причинить вред другим кредиторам, судебная коллегия не находит оснований для квалификации действий банка как злоупотребление правом.
Определение N 308-ЭС15-6280(3)
6. Положения п. 2 ст. 102 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» не подлежат применению к отказу от исполнения кредитной организацией выданной ранее банковской гарантии.
Банк (гарант) выдал банковскую гарантию, согласно которой он обязуется уплатить другому банку (бенефициару) по его первому требованию определенную сумму в случае неисполнения и/или ненадлежащего исполнения обществом (принципалом) обязательств по заключенному с бенефициаром договору об открытии аккредитива.
Бенефициар направил гаранту требование о возмещении суммы, перечисленной по договору об открытии аккредитива.
Впоследствии Приказом Центрального банка Российской Федерации на государственную корпорацию «Агентство по страхованию вкладов» возложены функции временной администрации гаранта сроком на шесть месяцев. На период деятельности временной администрации полномочия органов управления гаранта приостановлены.
Письмом временная администрация гаранта отказалась от исполнения обязательства по банковской гарантии в связи с тем, что данная сделка препятствует восстановлению его платежеспособности.
Полагая данный отказ незаконным, бенефициар обратился в арбитражный суд с иском к гаранту о признании отказа от исполнения обязательства по банковской гарантии незаконным, о взыскании долга, процентов за пользование чужими денежными средствами и неустойки.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении исковых требований отказано.
Суды исходили из того, что в силу положений ст. 102 и 189.39 Закона о банкротстве руководитель временной администрации по управлению кредитной организацией в случае приостановления полномочий исполнительных органов данной организации вправе отказаться от исполнения сделок кредитной организации, если такие сделки препятствуют восстановлению платежеспособности должника или если исполнение таких сделок повлечет за собой убытки для должника по сравнению с аналогичными сделками, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Толкуя положения п. 2 ст. 102 Закона о банкротстве, суды фактически пришли к выводу, что под восстановлением платежеспособности понимается снижение лежащего на гаранте долгового бремени и следующее за этим улучшение финансовых показателей кредитной организации независимо от способа достижения соответствующего результата.
Однако судами не учтено, что по смыслу Закона о банкротстве под восстановлением платежеспособности понимается достижение должником таких хозяйственных показателей, которые бы позволяли полностью удовлетворить требования всех его кредиторов.
Неспособность же в полном объеме погасить данные требования влечет банкротство организации и открытие в отношении ее имущества процедуры конкурсного производства (абзацы второй и шестнадцатый ст. 2, абзац третий п. 1 ст. 106, абзац пятый п. 6 ст. 119 Закона о банкротстве), по результатам которой требования все равно подлежат удовлетворению, однако не в полном объеме (соразмерно).
Отказ же удовлетворить требование одного из кредиторов противоречит как цели восстановления платежеспособности, так и сути законодательного регулирования отношений несостоятельности.
Возможность внешнего управляющего отказаться от сделок, не исполненных сторонами полностью или частично, не свидетельствует о наличии у него права отказаться от исполнения требований, включенных (или подлежащих включению) в реестр требований кредиторов.
Положения п. 1 и 2 ст. 102 Закона о банкротстве должны быть истолкованы таким образом, чтобы не допустить неосновательное обогащение (сбережение) должника за счет своих контрагентов (гл. 60 ГК РФ).
Для этого следует признать, что сфера применения указанной выше нормы для предпринимательских сделок ограничивается такими из них, которые по своей природе предполагают обмен имущественными ценностями, то есть являются возмездными договорами (п. 1 ст. 423 ГК РФ). При оценке правомерности отказа внешнего управляющего от таких договоров в целях соблюдения баланса прав сторон соглашения судам необходимо проверять совершенные к моменту отказа встречные предоставления.
Безвозмездные же предпринимательские сделки не могут попадать в сферу применения положений п. 1 и 2 ст. 102 Закона о банкротстве ввиду следующего.
С точки зрения такого критерия допустимости отказа, как восстановление платежеспособности, отказ от безвозмездной предпринимательской сделки является фактически отказом от исполнения требования кредитора (ст. 71 и 100 Закона о банкротстве), что, как указано выше, противоречит целям института несостоятельности.
С точки же зрения убыточности следует признать, что исполнение любой безвозмездной сделки убыточно для участника гражданского оборота, поскольку предполагает предоставление какого-либо блага в пользу своего контрагента без получения встречного исполнения.
Следовательно, возможность отказа от безвозмездной сделки по мотиву невыгодности или убыточности противоречила бы существу установленного ею обязательства.
Предметом рассмотрения по настоящему делу являлся отказ должника (гаранта) от исполнения по банковской гарантии, которая сама по себе в отношениях между гарантом и бенефициаром является односторонней и безвозмездной сделкой. Такая сделка является способом обеспечения исполнения обязательств и направлена на защиту интересов кредитора принципала (бенефициара). Отказ от такой банковской гарантии приводит к тому, что бенефициар лишается возможности получить удовлетворение своих требований путем включения их в реестр требований кредиторов гаранта при отсутствии иных механизмов восстановления нарушенных прав. Поэтому применение к банковской гарантии, равно как и к любой иной обеспечительной сделке, положений п. 2 ст. 102 Закона о банкротстве является ошибочным.
Определение N 307-ЭС15-18994
7. В целях применения правил § 7 «Банкротство застройщиков» гл. IX Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» застройщиком может быть признано не только лицо, с которым у участников долевого строительства заключены соответствующие договоры, но и организация, фактически аккумулирующая денежные средства, переданные для строительства многоквартирного дома.
В рамках дела о банкротстве общества (должник) определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, отказано в применении правил § 7 «Банкротство застройщиков» гл. IX Закона о банкротстве.
Суды, сославшись на положения п. 1 ст. 201.1 Закона о банкротстве, исходили из того, что основными признаками застройщика для целей отношений несостоятельности являются привлечение лицом денежных средств или имущества участников строительства и наличие у такого лица обязательств по передаче жилых помещений. Поскольку должник денежные средства не привлекал и договоров с участниками строительства не заключал, у него не могли возникнуть обязательства по передаче квартир.
Суды также указали, что обязанной стороной по договорам, на которые ссылаются физические лица в обоснование включения в реестр своих требований о передаче квартир, является кооператив, в связи с чем должник по настоящему делу не может быть признан застройщиком.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Из анализа положений п. 1 ст. 201.1 Закона о банкротстве следует, что для признания за должником соответствующего статуса, помимо наличия общих признаков банкротства, необходимо соблюдение специальных условий, а именно:
— привлечение им денежных средств и (или) имущества участника строительства;
— наличие к нему денежных требований или требований о передаче жилых помещений;
— объектом строительства выступает многоквартирный дом, который на момент привлечения денежных средства и (или) имущества участника строительства не введен в эксплуатацию.
Отказывая в применении правил § 7 гл. IX Закона о банкротстве, суды ограничились констатацией того факта, что непосредственно должник денежные средства не привлекал; между ним и участниками строительства отсутствуют прямые договорные связи.
Вместе с тем судами нижестоящих инстанций не учтены цели законодательного регулирования соответствующего института, состоящие в первую очередь в необходимости защиты участников строительства от злоупотреблений застройщиков, совершаемых путем иного правового оформления своих отношений по привлечению денежных средств.
Пункт 2 ст. 201.1 Закона о банкротстве не исключает возможность признания застройщиком и того лица, которое является правообладателем земельного участка и объекта строительства, но денежные средства напрямую не привлекает.
Поэтому законодатель в п. 5 ст. 201.1 Закона о банкротстве во избежание толкования норм упомянутого параграфа в противоречии с целями правового регулирования предоставил судам возможность признавать сделки, заключенные участниками строительства с застройщиком и (или) с действовавшими в его интересах третьими лицами, притворными, что позволяет квалифицировать состав и статус вовлеченных в процесс несостоятельности застройщика лиц в соответствии с их фактическим положением.
В настоящем деле физические лица ссылались на то, что кооператив и должник аффилированны друг с другом, поскольку последний выступает одним из учредителей кооператива; изначально кооператив был создан не в целях самостоятельного осуществления строительства, а для продажи будущих квартир в жилых домах, возводимых должником за счет привлеченных средств граждан; поступающие от продажи паев денежные средства переводились кооперативом в пользу должника для осуществления строительства, то есть фактически взаимоотношения по участию в финансировании жилого дома сложились именно между должником и гражданами, в том числе с заявителем. При строительстве иных домов, уже введенных к настоящему времени в эксплуатацию, отношения сторон строились таким образом, что после получения разрешения на строительство договоры о приобретении паев расторгались, и вместо них граждане заключали напрямую с должником договоры долевого участия в строительстве без внесения дополнительных средств. Такое правовое оформление отношений использовалось аффилированными лицами для обхода положений ч. 1 ст. 3 Федерального закона от 30 декабря 2004 г. N 214-ФЗ «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости» (далее — Закон N 214-ФЗ), предоставляющей право на привлечение денежных средств граждан только после получения разрешения на строительство.
В частности, заявители ссылались на факт составления в отношении должника двенадцати протоколов об административных правонарушениях по факту привлечения денежных средств граждан без соблюдения требований Закона N 214-ФЗ.
Договоры по приобретению паев и последующее перечисление денежных средств должнику по договору инвестирования фактически прикрывали договоры долевого участия в строительстве, заключаемые при помощи кооператива (агента), продававшего квартиры от имени и в интересах должника, то есть действовавшего по модели поручения (абзац третий п. 1 ст. 1005 ГК РФ).
Определение N 304-ЭС16-4218
III. Недействительность сделок
8. Победитель аукциона на право заключения государственного контракта не может ссылаться на недействительность этого договора и требовать применения последствий его недействительности в виде возврата уплаченной суммы за соответствующее право по обстоятельствам, возникшим в связи с недобросовестными действиями самого победителя аукциона, о которых государственный заказчик не знал и не должен был знать на момент заключения договора.
Государственный заказчик (далее — заказчик) разместил на сайте Единой электронной торговой площадки извещение и аукционную документацию о проведении открытого аукциона в электронной форме на оказание услуг.
Документацией об открытом аукционе в электронной форме на право заключения государственного контракта предусмотрено требование об обеспечении исполнения государственного контракта в виде безотзывной банковской гарантии, выданной банком или иной кредитной организацией, или в виде передачи заказчику в залог денежных средств, в том числе в форме вклада (депозита), в размере обеспечения государственного контракта, установленном документацией об аукционе.
Поскольку при проведении открытого аукциона цена контракта была снижена до нуля, открытый аукцион в электронной форме проводился на право заключить контракт. Победителем было признано общество, предложившее наиболее высокую цену за право заключения государственного контракта.
В качестве обеспечения исполнения обязательств по контракту общество представило банковскую гарантию.
После уплаты цены за право заключения контракта заказчик и общество заключили контракт, в котором предусмотрели условия обеспечения исполнения обязательств по нему.
Заказчик направил в банк запрос с просьбой подтвердить достоверность и факт выдачи банковской гарантии. Банк подтвердил указанные обстоятельства, однако через два месяца сообщил, что банковская гарантия не выдавалась и установлены мошеннические действия использования ложных сайтов с недостоверной информацией кредитной организации при проведении тендеров для получения государственных и муниципальных заказов.
Заказчик предложил обществу представить пояснения по вопросу утраты обеспечения исполнения по контракту, в случае подтверждения утраты обеспечения подписать соглашение о расторжении контракта.
Исполнение по контракту сторонами не осуществлялось.
В последующем заказчик, сославшись на нарушение обществом обязательства по государственному контракту в связи с непредставлением надлежащего обеспечения, уведомил общество об одностороннем отказе от исполнения государственного контракта.
Общество обратилось в арбитражный суд с иском к заказчику о признании государственного контракта недействительным и о возврате уплаченной цены контракта как неосновательного обогащения.
Удовлетворяя исковые требования, суд первой инстанции исходил из того, что общество предоставило ненадлежащее обеспечение, оспариваемый государственный контракт заключен с нарушением ч. 19 ст. 41.12 Федерального закона от 21 июля 2005 г. N 94-ФЗ «О размещении заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд» (далее — Закон N 94-ФЗ), действовавшего на момент проведения аукциона и заключения спорного государственного контракта, и в силу ст. 168 ГК РФ является недействительной сделкой.
Ввиду того, что предметом конкурса было право на заключение договора, которое подлежало оплате победителем конкурса, то при признании договора недействительным такое право утрачивается, а в соответствии с подп. 1 ст. 1103 ГК РФ уплаченные денежные средства должны быть возвращены обществу.
Отменяя решения суда первой инстанции и отказывая в удовлетворении исковых требований, суд апелляционной инстанции указал на то, что уплаченная сумма является платой за право заключения контракта и не связана с его исполнением. Заказчик исполнил свои обязательства, предоставив это право обществу, однако последнее реализовало его с нарушением требований действующего законодательства.
Арбитражный суд округа отменил постановление суда апелляционной инстанции и оставил в силе решение суда первой инстанции, согласившись с его выводами.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановление арбитражного суда округа и оставила в силе постановление суда апелляционной инстанции по следующим основаниям.
После снижения цены контракта до нуля по правилам ч. 18 ст. 41.10 Закона N 94-ФЗ открытый аукцион проводился на право заключить государственный контракт путем подачи участниками своих ценовых предложений, то есть предлагаемая претендентами в этом случае стоимость не связана с ценой контракта, так как она составляет ноль, а представляет собой выкупную стоимость (оплату) приобретения названного права.
Общество как лицо, предложившее наибольшую цену за право на заключение контракта, было признано победителем аукциона и перечислило денежные средства в качестве оплаты права на заключение государственного контракта.
Поскольку на дату заключения спорного контракта общество представило все предусмотренные Законом N 94-ФЗ и аукционной документацией документы, в том числе банковскую гарантию для обеспечения исполнения контракта, заказчик исполнил свои обязательства и предоставило обществу то право, за которое оно уплатило указанную денежную сумму, заключив с ним государственный контракт.
Общество, представив при заключении контракта ненадлежащую банковскую гарантию, реализовало указанное право с нарушением действующего законодательства, что повлекло невозможность исполнения контракта ввиду отсутствия его обеспечения, необходимость которого предусмотрена ч. 19 ст. 41.12 Закона N 94-ФЗ.
В случае несоблюдения запрета, установленного п. 1 ст. 10 ГК РФ, суд на основании п. 2 ст. 10 ГК РФ с учетом характера и последствий допущенного злоупотребления отказывает лицу в защите принадлежащего ему права полностью или частично, а также применяет иные меры, предусмотренные законом.
Согласно п. 5 ст. 166 ГК РФ и разъяснениям, приведенным в п. 70 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», сделанное в любой форме заявление о недействительности (ничтожности, оспоримости) сделки и о применении последствий недействительности сделки (требование, предъявленное в суд, возражение ответчика против иска и т.п.) не имеет правового значения, если ссылающееся на недействительность лицо действует недобросовестно, в частности если его поведение после заключения сделки давало основание другим лицам полагаться на действительность сделки.
Обществу, как участнику аукциона на право заключения государственного контракта, было известно требование Закона N 94-ФЗ и аукционной документации о необходимости представить обеспечение исполнения обязательства, в том числе в виде безотзывной банковской гарантии.
Между тем, как правильно указал суд апелляционной инстанции, для выполнения этого требования общество обратилось не в кредитную организацию с соблюдением установленного порядка получения финансового обеспечения, а оформило банковскую гарантию через сомнительную организацию, деятельность которой нарушает нормы гражданского законодательства, что свидетельствует о недобросовестности истца.
Общество, сославшись на несоответствие государственного контракта требованиям Закона N 94-ФЗ ввиду представления им ненадлежащей банковской гарантии, нарушило пределы осуществления гражданских прав, установленные ст. 10 ГК РФ.
Поскольку заказчик исполнил свое обязательство и заключил с обществом государственный контракт, недостоверность банковской гарантии, представленной истцом, установлена после заключения государственного контракта и вызвана неисполнением обществом лежащей на нем обязанности и его недобросовестным поведением, то заявление общества о недействительности сделки в силу п. 5 ст. 166 ГК РФ не имеет правового значения.
При таком положении суд апелляционной инстанции пришел к правильному выводу об отсутствии оснований для удовлетворения требований общества и взыскании с ответчика денежных средств, уплаченных истцом за предоставленное ему право на заключение государственного контракта.
Определение N 306-ЭС16-606
IV. Разрешение споров, возникающих из вещных правоотношений
9. Граждане, коммерческие организации и индивидуальные предприниматели, являющиеся собственниками недвижимого имущества, выкупленного у публично-правового образования, имеют право приобрести в собственность земельный участок, на котором расположена эта недвижимость, на льготных условиях, предусмотренных п. 1 ст. 2 Федерального закона от 25 октября 2001 г. N 137-ФЗ «О введении в действие Земельного кодекса Российской Федерации», независимо от того, приобрели ли они недвижимость непосредственно при приватизации или в результате последующих сделок.
В порядке приватизации государственного имущества общество приобрело в собственность объекты недвижимости.
В последующем право собственности на указанные объекты по ряду сделок перешло К.
К. и уполномоченным органом заключен договор купли-продажи земельного участка, занятого указанными объектами недвижимости. В соответствии с этим договором стоимость земельного участка определена на основании п. 2 ст. 2 Федерального закона от 25 октября 2001 г. N 137-ФЗ «О введении в действие Земельного кодекса Российской Федерации» (далее — Закон N 137) в размере семикратной ставки земельного налога за единицу площади земельного участка.
Полагая, что при исполнении договора купли-продажи он произвел переплату установленной законом выкупной цены, которая должна определяться в соответствии с п. 1 ст. 2 Закона N 137-ФЗ в размере двух с половиной процентов кадастровой стоимости земельного участка, К. уступил предпринимателю требование о взыскании излишне уплаченной суммы.
Предприниматель обратился в арбитражный суд с соответствующим иском к уполномоченному органу.
Отказывая в удовлетворении исковых требований, суд первой инстанции указал, что К. не имеет право на выкуп земельного участка по льготной цене, установленной п. 1 ст. 2 Закона N 137, поскольку право собственности на объекты недвижимости возникло у него не в результате приватизации, а по договору купли-продажи с частным собственником уже приватизированного имущества. Суд также отметил, что правом на выкуп по льготной цене в соответствии с абзацем вторым п. 1 ст. 2 Закона N 137 обладают только коммерческие организации и индивидуальные предприниматели.
Отменяя решение суда первой инстанции и удовлетворяя исковые требования, суд апелляционной инстанции указал, что общество, равно как и другие собственники, предшествовавшие нынешнему правообладателю приватизированного имущества, имели право на выкуп земельного участка по льготной цене, поскольку первоначально объекты недвижимости были приобретены в результате приватизации.
Арбитражный суд округа отменил постановление суда апелляционной инстанции и оставил в силе решение суда первой инстанции, указав, что К. уступил предпринимателю несуществующее право.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановление арбитражного суда округа и оставила в силе постановление суда апелляционной инстанции по следующим основаниям.
Критерием применения льготного режима выкупа земельного участка является субъект гражданского оборота либо правовая судьба объекта недвижимости.
Из содержания п. 1 ст. 2 Закона N 137-ФЗ следует, что субъектами применения льготного порядка расчетов за приватизируемые земельные участки выступают собственники зданий, строений, сооружений, находившихся ранее в государственной или муниципальной собственности.
При этом для приобретения земельного участка по льготной цене в соответствии с п. 1 ст. 2 Закона N 137-ФЗ достаточно установить факт отчуждения недвижимого имущества в процессе приватизации государственных (муниципальных) предприятий, поскольку из буквального толкования данной нормы не следует, что субъектом приобретения земельного участка по льготной цене является первый приобретатель недвижимости.
Кроме того, ограничительное толкование положения п. 1 ст. 2 Закона N 137-ФЗ привело бы — в нарушение закрепленного в ст. 19 Конституции Российской Федерации принципа равенства — к неравному подходу по отношению к собственникам недвижимого имущества как субъектам права, находящимся в равном положении. По смыслу данного законоположения и с учетом преследуемых законодателем общих целей правового регулирования, любой собственник недвижимого имущества, выкупленного у государственного или муниципального образования, имеет право на приобретение в собственность земельного участка на льготных условиях независимо от того, приобрел ли он недвижимость непосредственно при приватизации или в результате последующих сделок.
Таким образом, физическое лицо при приобретении им на основании гражданско-правовой сделки недвижимого имущества, которое ранее было отчуждено в процессе приватизации государственных (муниципальных) предприятий, наряду с коммерческими организациями и индивидуальными предпринимателями также является субъектом права выкупа земельного участка по льготной цене на основании абзаца второго п. 1 ст. 2 Закона N 137-ФЗ.
Иное толкование нормы п. 1 ст. 2 Закона N 137-ФЗ может привести к тому, что коммерческие организации и предприниматели будут находиться в более выгодном положении по сравнению с гражданами, не имеющими статус индивидуального предпринимателя.
Норма абзаца второго п. 1 ст. 2 Закона N 137-ФЗ не конкурирует с правилом абзаца пятого п. 1 той же статьи, а дополняет ее, устанавливая для граждан право выкупить земельный участок по льготной цене в иных случаях, не подпадающих под действие абзаца второго.
Поскольку в силу п. 1 ст. 422 ГК РФ, определяя цену земельного участка, стороны должны были руководствоваться императивной нормой п. 1 ст. 2 Закона N 137, установление в договоре выкупной цены сверх размера, предписанного законом, противоречит указанным нормам, и К. обладает правом на возврат излишне уплаченных сумм.
Определение 310-ЭС16-1609
10. Для реализации гражданином права на приобретение в собственность земельного участка в соответствии с п. 4 ст. 10 Федерального закона от 24 июля 2002 г. N 101-ФЗ «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения» не требуется нотариально заверенное согласие его супруга.
Глава крестьянского (фермерского) хозяйства (далее — глава КФХ) обратился в департамент имущественных отношений Краснодарского края (далее — департамент) с заявлением о приобретении в собственность находящегося у заявителя в аренде земельного участка на основании п. 4 ст. 10 Федерального закона от 24 июля 2002 г. N 101-ФЗ «Об обороте земель сельскохозяйственного назначения» (далее — Закон N 101) и ст. 21 Закона от 5 ноября 2002 г. N 532-КЗ «Об основах регулирования земельных отношений в Краснодарском крае» (далее — Закон Краснодарского края N 532).
Департамент отказал предпринимателю в предоставлении соответствующей государственной услуги, мотивировав отказ тем, что в нарушение Административного регламента предоставления государственной услуги по предоставлению в собственность за плату земельных участков из земель сельскохозяйственного назначения на территории Краснодарского края, находящихся в государственной собственности Краснодарского края, утвержденного приказом департамента от 4 июня 2012 г. N 767 (далее — административный регламент), заявителем не представлено нотариально удостоверенное согласие супруги на совершение сделки по приобретению земельного участка.
Глава КФХ обратился в арбитражный суд с заявлением к департаменту о признании этого отказа незаконным и о возложении на департамент обязанности принять решение о предоставлении в собственность предпринимателя указанного земельного участка.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, в удовлетворении требований отказано. Суды исходили из того, что в силу ч. 1 ст. 12 Федерального закона от 27 июля 2010 г. N 210-ФЗ «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг» (далее — Закон N 210) предоставление государственных и муниципальных услуг осуществляется в соответствии с административными регламентами. Учитывая, что нотариально заверенное согласие супруга на совершение сделки не значилось в числе приложений к заявлению главы КФХ, а соблюдение формальных требований административного регламента является обязательным для получения заинтересованным лицом соответствующей государственной (муниципальной) услуги, оспариваемый отказ не может быть признан незаконным, поскольку соответствует требованиям поименованного регламента, являющегося нормативным правовым актом субъекта Российской Федерации. Данный нормативный правовой акт не отменен и не признан в установленном законом порядке недействующим полностью или в части, поэтому подлежал обязательному применению департаментом.
Кроме того, суды указали, что договор аренды является действующим и глава КФХ вправе вновь обратиться с аналогичным заявлением, приложив все необходимые документы, поэтому посчитали, что право предпринимателя на приобретение земельного участка в собственность не нарушено.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Отношения владения, пользования и распоряжения общим имуществом супругов урегулированы ст. 35 Семейного кодекса Российской Федерации (далее — СК РФ).
В соответствии с п. 2 ст. 35 СК РФ при совершении одним из супругов сделки по распоряжению общим имуществом супругов предполагается, что он действует с согласия другого супруга.
Исключение из данного правила содержится в п. 3 ст. 35 СК РФ, согласно которому необходимость получения нотариально удостоверенного согласия другого супруга требуется для совершения одним из супругов сделки по распоряжению недвижимостью и сделки, требующей нотариального удостоверения и (или) регистрации в установленном законом порядке.
Приведенная норма права направлена на определение правового режима распоряжения имуществом, приобретенным супругами в браке. Между тем приобретение земельного участка не является сделкой по распоряжению недвижимостью.
Данная сделка не требует нотариального удостоверения, не имеет обязательной нотариальной формы. Согласно ст. 550, п. 2 ст. 434 ГК РФ договор продажи недвижимости заключается в письменной форме путем составления одного документа, подписанного сторонами.
Государственная регистрация сделок с земельными участками обязательна в случаях, указанных в федеральных законах (п. 2 ст. 25 Земельного кодекса Российской Федерации, далее — ЗК РФ). Законом не установлена государственная регистрация спорной сделки. По правилам п. 1 ст. 551 ГК РФ государственной регистрации подлежит переход права собственности на недвижимое имущество при совершении сделки купли-продажи с ним, а не договор купли-продажи, за исключением случаев, предусмотренных п. 2 ст. 558 ГК РФ (договор купли-продажи жилого дома, квартиры, части жилого дома или квартиры).
Федеральным законом от 21 июля 1997 г. N 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» также не предусмотрена государственная регистрация рассматриваемой сделки.
Таким образом, реализация гражданином права на приобретение в собственность арендуемого им земельного участка не является сделкой по распоряжению недвижимостью и сделкой, требующей нотариального удостоверения и (или) регистрации в установленном законом порядке, для совершения которых п. 3 ст. 35 СК РФ требуется получение нотариально удостоверенного согласия другого супруга.
Установленная в административном регламенте обязанность в случае приобретения земельного участка в собственность одним из супругов представить нотариально заверенное согласие супруга вводит дополнительную обязанность для граждан, которая не предусмотрена нормативными правовыми актами, регулирующими оборот земель, а также правовой режим общего имущества супругов и ограничивает оборот земельных участков сельскохозяйственного назначения, что в силу подп. 1 п. 1 ст. 7 Закона N 210 и ч. 5 ст. 1 Закона N 101 не допускается.
В п. 9 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 «О применении судами некоторых положений раздела 1 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» разъяснено, что согласно абзацу тринадцатому ст. 12 ГК РФ при рассмотрении споров, связанных с защитой гражданских прав, суд не применяет противоречащий закону акт государственного органа или органа местного самоуправления независимо от признания этого акта недействительным.
Таким образом, суды необоснованно применили указанное положение административного регламента, противоречащее нормативным правовым актам, имеющим большую юридическую силу.
Определение N 308-КГ15-13732
11. Поскольку принадлежащие одному собственнику объекты недвижимости и земельный участок, на котором они расположены, не могут выступать в обороте раздельно, не имеется оснований для государственной регистрации перехода к покупателю права собственности на объекты недвижимости без государственной регистрации перехода к нему права собственности на земельный участок.
Если арендодатель по договору аренды с правом выкупа недвижимых объектов является собственником земельного участка, на котором расположены такие объекты, или стал им на момент внесения всех арендных (выкупных) платежей, к арендатору переходит право собственности не только на объекты недвижимости, но и на соответствующий земельный участок.
При этом презюмируется, что в размер арендных (выкупных) платежей включена стоимость земельного участка, если договором прямо не предусмотрено иное.
Компания (арендодатель) и общество (арендатор) заключили договор аренды с правом выкупа пяти нежилых объектов недвижимости, в соответствии с которым арендодатель передал принадлежащие ему на праве собственности нежилые объекты, расположенные на земельном участке, находящемся у арендодателя на праве постоянного (бессрочного) пользования. Кроме того, договором были предусмотрены обязательства арендодателя в течение срока аренды оформить на себя право собственности на указанный земельный участок, передать его арендатору в порядке, предусмотренном ГК РФ и ст. 35 ЗК РФ, и после внесения арендатором полной выкупной стоимости за объекты недвижимости передать в регистрирующий орган необходимую документацию для оформления права собственности арендатора в установленном законом порядке.
Впоследствии компания приобретала в собственность данный земельный участок и предложила обществу изменить условия договора аренды путем включения в предмет договора земельного участка и его стоимости.
Ссылаясь на то, что после внесения полной выкупной стоимости компания не направила документы в регистрирующий орган и уклоняется от исполнения обязанностей по договору аренды, общество обратилось в арбитражный суд с иском о государственной регистрации перехода к нему права собственности на арендуемые объекты и земельный участок, на котором они расположены. Общество также указывало на то, что при заключении договора стороны исходили из того, что выкупная стоимость, указанная в договоре, включает стоимость земельного участка, поскольку арендованные объекты недвижимости на момент заключения договора находились в аварийном состоянии, не имели коммуникаций, их стоимость была значительно ниже договорной.
В свою очередь компания предъявила обществу встречный иск о взыскании платы за фактическое пользование земельным участком, обосновывая свои требования тем, что общество отказалось от предложения внести изменения в договор аренды в части выкупа земельного участка и его цены и не платит за пользование спорным земельным участком.
Отказывая в удовлетворении первоначального иска, суд первой инстанции исходил из того, что общество нарушило свои обязанности по внесению арендной платы, в связи с чем договор аренды прекращен. Суд также отказал в удовлетворении встречного иска, указывая на то, что объекты недвижимости переданы обществу вместе с земельным участком, на котором они расположены, и плата за пользование земельным участком включена в размер арендной платы по договору.
Суд апелляционной инстанции отменил решение суда первой инстанции в части отказа в удовлетворении требования общества о регистрации перехода к нему права собственности на спорные объекты недвижимости и удовлетворил иск в этой части, отказав при этом в удовлетворении требования о регистрации перехода к обществу права собственности на земельный участок. Суд исходил из того, что общество надлежащим образом исполнило обязательство по уплате арендных (выкупных) платежей, но в размер выкупной стоимости не была включена стоимость земельного участка, поскольку на момент заключения договора аренды арендодатель не являлся его собственником и не мог им распоряжаться. Суд также указал, что общество после приобретения права собственности на объекты недвижимости будет вправе потребовать от компании заключить с ним договор купли-продажи спорного земельного участка по правилам ст. 445 ГК РФ.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила решение суда первой инстанции, постановления суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Согласно закрепленному в подп. 5 п. 1 ст. 1 ЗК РФ принципу единства судьбы земельного участка и прочно связанных с ним объектов недвижимости все прочно связанные с земельными участками объекты следуют судьбе земельных участков, за исключением случаев, установленных федеральными законами.
В соответствии со ст. 273 ГК РФ при переходе права собственности на здание строение или сооружение, принадлежащее собственнику земельного участка, на котором оно находится, к приобретателю здания или сооружения переходит право собственности на земельный участок, занятый зданием или сооружением и необходимый для его использования.
В силу п. 4 ст. 35 ЗК РФ отчуждение здания, сооружения, находящихся на земельном участке и принадлежащих одному лицу, проводится вместе с земельным участком, за исключением случаев, прямо указанных в данной норме.
В п. 11 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 24 марта 2005 г. N 11 «О некоторых вопросах, связанных с применением земельного законодательства» разъяснено, что сделка, воля сторон по которой направлена на отчуждение здания или сооружения без соответствующего земельного участка, или отчуждение земельного участка без находящихся на нем объектов недвижимости, если земельный участок и расположенные на нем объекты недвижимости принадлежат одному лицу, является ничтожной.
По смыслу приведенных норм и разъяснений, в случае принадлежности объектов недвижимости и земельного участка, на котором они расположены, одному лицу, в обороте объекты недвижимости и участок выступают совместно.
Поскольку на момент внесения последнего выкупного платежа компания стала собственником земельного участка, на котором расположены объекты недвижимости, и она приобрела соответствующие полномочия по распоряжению этим участком, у арендатора появилось право требовать от арендодателя осуществить действия по государственной регистрации перехода права собственности на спорное имущество.
В соответствии с п. 1 ст. 552 ГК РФ по договору продажи здания, строения и сооружения или другой недвижимости покупателю одновременно с передачей права собственности на такую недвижимость передаются права на земельный участок, занятый такой недвижимостью и необходимый для ее использования. В случае, когда продавец является собственником земельного участка, на котором находится продаваемая недвижимость, покупателю передается право собственности на земельный участок, занятый такой недвижимостью и необходимый для ее использования, если иное не предусмотрено законом (п. 2 ст. 552 ГК РФ).
Для применения указанных норм не имеет значения то обстоятельство, что на момент заключения договора аренды с правом выкупа арендодатель еще не был собственником земельного участка, поскольку на дату выкупа (внесения полной выкупной цены) он стал собственником этого участка.
Суд апелляционной инстанции и арбитражный суд округа приняли неверное, противоречащее требованиям приведенных норм права решение о государственной регистрации перехода к обществу только права собственности на объекты недвижимости без земельного участка.
Кроме того, возлагая договором на арендодателя обязанность обеспечить приобретение права собственности на земельный участок, стороны преследовали цель обеспечить возможность распоряжения арендодателем земельным участком, расположенным под объектами недвижимости, и возможность перехода прав на него к арендатору.
Согласно п. 2 ст. 555 ГК РФ, если иное не предусмотрено законом или договором продажи недвижимости, установленная в нем цена здания, сооружения или другого недвижимого имущества, находящегося на земельном участке, включает цену передаваемой с этим недвижимым имуществом соответствующей части земельного участка или права на нее.
Суды, сделав вывод о том, что установленная договором выкупная стоимость не включает цену подлежащего передаче арендатору земельного участка, в нарушение требований ст. 71 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее — АПК РФ), не исследовали, предусмотрено ли договором условие о необходимости после приобретения арендодателем права собственности на земельный участок внести изменения в договор и определить отдельно от объектов недвижимости выкупную стоимость земельного участка, не установили действительную волю сторон, касающуюся выкупной цены спорных объектов.
Определение N 303-ЭС15-13807
12. Изменение сведений, содержащихся в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним, о собственнике недвижимости ввиду его реорганизации в форме преобразования осуществляется по правилам, предусмотренным для внесения изменений в связи со сменой наименования юридического лица.
Общество с ограниченной ответственностью (далее — общество), образованное в результате реорганизации в форме преобразования сельскохозяйственной артели, обратилось в регистрирующий орган с заявлением о внесении изменений в сведения Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество и сделок с ним (далее — ЕГРП) о правообладателе на принадлежащее артели здание и выдаче свидетельства о государственной регистрации права общества на указанный объект недвижимости с измененными сведениями.
Регистрирующий орган отказал обществу в государственной регистрации изменений в ЕГРП со ссылкой на абз. 4, 10 п. 1 ст. 20 Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» (далее — Закон N 122-ФЗ), указав на то, что поскольку в настоящем случае имеет место создание нового юридического лица, то обществу необходимо обратиться с заявлением о государственной регистрации перехода права собственности к образованному юридическому лицу на данный объект недвижимости, а также уплатить госпошлину за государственную регистрацию перехода прав на недвижимое имущество и сделок с ним.
Ссылаясь на несоответствие закону решения об отказе во внесении изменений в ЕГРП, нарушение оспариваемым актом регистрирующего органа его прав, общество обратилось в суд с заявлением о признании его незаконным и об обязании регистрирующего органа совершить действия по внесению соответствующих изменений в сведения ЕГРП и выдать свидетельство о государственной регистрации права.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлением суда апелляционной инстанции, заявление удовлетворено. Суды исходили из того, что по смыслу п. 5 ст. 58 и п. 2 ст. 218 ГК РФ изменение организационно-правовой формы заявителя не влечет перехода прав на объект недвижимости, поскольку новое юридическое лицо не возникает, а меняется только его организационно-правовая форма, это подтверждается государственной регистрацией изменений, внесенных в ЕГРЮЛ и обусловленных произведенным преобразованием юридического лица. Установив, что обществом в регистрирующий орган были представлены документы в объеме, предусмотренном Законом N 122-ФЗ, уплачена необходимая для этого госпошлина, суды признали отказ регистрирующего органа во внесении изменений в ЕГРП о новом наименовании юридического лица незаконным.
Отменяя судебные акты судов первой и апелляционной инстанций и отказывая в удовлетворении заявленных требований, арбитражный суд округа пришел к выводу о том, что в рассматриваемом случае имеет место не изменение наименования юридического лица, а прекращение деятельности одного юридического лица и создание другого, в связи с чем внесение сведений в ЕГРП без соблюдения процедуры государственной регистрации перехода прав к вновь образованному юридическому лицу на объекты недвижимого имущества не представляется возможным.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановление арбитражного суда округа и оставила без изменения решение суда первой инстанции и постановление суда апелляционной инстанции.
В отличие от других форм реорганизации при преобразовании юридического лица одной организационно-правовой формы в юридическое лицо другой организационно-правовой формы, как указано в п. 5 ст. 58 ГК РФ, права и обязанности реорганизованного юридического лица в отношении других лиц не изменяются, за исключением прав и обязанностей в отношении учредителей (участников), изменение которых вызвано реорганизацией.
Из приведенных положений закона следует, что особенностью реорганизации в форме преобразования является отсутствие изменения прав и обязанностей этого реорганизованного лица в отношении третьих лиц, не являющихся его учредителями (участниками).
Поскольку юридическое лицо при преобразовании сохраняет свои права и обязанности в неизменном виде, не передавая их полностью или частично другому юридическому лицу, закон не предусматривает обязательность составления в этом случае передаточного акта, предусмотренного ст. 59 ГК РФ. Преобразование юридического лица считается завершенным в момент государственной регистрации реорганизованного лица.
Арбитражный суд округа, полагая, что в соответствии с положениями п. 1 ст. 16 Федерального закона от 8 августа 2001 г. N 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», предусматривающими завершение реорганизации юридического лица в форме преобразования с момента государственной регистрации вновь возникшего юридического лица, преобразованное юридическое лицо считается прекратившим свою деятельность, не учел изменений, внесенных Федеральным законом от 5 мая 2014 г. N 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации» (далее — Закон N 99-ФЗ) в ст. 57, 58 ГК РФ.
Согласно п. 4 ст. 3 Закона N 99-ФЗ впредь до приведения законодательных и иных нормативных правовых актов, действующих на территории Российской Федерации, в соответствие с положениями ГК РФ (в редакции данного закона) законодательные и иные нормативные правовые акты Российской Федерации, а также акты законодательства Союза ССР, действующие на территории Российской Федерации в пределах и в порядке, которые предусмотрены законодательством Российской Федерации, применяются постольку, поскольку они не противоречат положениям ГК РФ.
В связи с изложенным ссылка регистрирующего органа на необходимость государственной регистрации перехода права собственности на недвижимое имущество на внесение в ЕГРЮЛ записи о прекращении деятельности сельскохозяйственной артели и записи о создании нового юридического лица (общества) не соответствует положениям п. 4 ст. 57 ГК РФ.
Учитывая, что изменение организационно-правовой формы юридического лица не предполагает изменение его прав и обязанностей, то есть правопреемства от одного лица к другому, довод регистрирующего органа о необходимости государственной регистрации перехода права собственности на недвижимость от реорганизованного лица к преобразуемому лицу в соответствии со ст. 16 Закона N 122-ФЗ, не соответствует закону.
Поскольку оснований для прекращения или перехода прав на объект недвижимости иному лицу у собственника имущества не имелось, а обращение за внесением изменений в сведения ЕГРП было обусловлено изменением наименования юридического лица, которое включает указание на организационно-правовую форму, общество правомерно на основании п. 67 Правил ведения Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество и сделок с ним, состава номера регистрации, утвержденных приказом Министерства экономического развития Российской Федерации от 23 декабря 2013 г. N 765, оформило в регистрирующий орган заявление о внесении изменений в ЕГРП, приложив Протокол собрания членов артели о принятии решения о реорганизации в общество с ограниченной ответственностью, свидетельство о государственной регистрации и постановке на учет в налоговом органе преобразованного юридического лица, Устав общества.
В соответствии с подп. 33 п. 1 ст. 333.33 НК РФ за выдачу правообладателям свидетельства о государственной регистрации права на недвижимое имущество в связи с внесением изменений в содержащуюся в ЕГРП запись о праве размер госпошлины для организаций на дату подачи заявления составлял 1 000 рублей, тогда как согласно подп. 22 той же статьи за государственную регистрацию перехода права собственности размер госпошлины составляет 22 000 рублей.
При этом за внесение изменений в ЕГРП и сделок с ним в случае изменения законодательства Российской Федерации в соответствии с подп. 4.4 п. 3 ст. 333.35 НК РФ государственная пошлина не взимается. Эта норма применяется в случае изменения наименования соответствующего юридического лица, связанного с приведением его в соответствие с нормами гл. 4 ГК РФ.
Таким образом, оснований для отказа в государственной регистрации заявленных изменений в связи с неуплатой госпошлины в требуемой сумме не имелось.
Определение N 310-КГ16-1802
13. К требованию собственника земельного участка о сносе самовольной постройки, возведенной без его согласия, в случае, когда он был лишен владения этим участком, применяется общий (трехлетний) срок исковой давности, исчисляемый с момента, когда истец узнал или должен был узнать об утрате владения и о том, кто является надлежащим ответчиком.
В 1991 году представительный орган муниципального образования передал сельскохозяйственному предприятию (далее — предприятие) в коллективно-долевую собственность 1 560 га земли.
В 1993 году постановлением главы администрации муниципального образования, в соответствии с п. 1 ст. 39 ЗК РСФСР, с согласия предприятия в форме протокола Совета предприятия, исполнительской дирекции и ревизионной комиссии было прекращено право собственности предприятия на один из земельных участков.
Этот земельный участок был передан муниципальным образованием обществу в аренду с возможностью строительства на участке зданий, строений и сооружений.
В 2008 — 2009 годах в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним (далее — ЕГРП) было зарегистрировано право собственности общества на объекты недвижимости, построенные на указанном земельном участке.
В соответствии со ст. 36 ЗК РФ в 2011 году на основании постановления администрации муниципального образования и договора купли-продажи за обществом было зарегистрировано право собственности на земельный участок, расположенный под принадлежащими ему объектами недвижимости.
В 2014 году предприятие обратилось в арбитражный суд с иском к обществу об истребовании из чужого незаконного владения спорного земельного участка, о признании самовольными постройками объектов недвижимости, расположенных на нем, и об обязании общества снести эти объекты. Предприятие обосновывало свои требования тем, что земельный участок изъят у него незаконно.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлением суда апелляционной инстанции, в удовлетворении исковых требований отказано.
Суды исходили из того, что предприятие в лице управомоченного органа — Совета предприятия — добровольно отказалось от права собственности на земельный участок на основании ст. 39 ЗК РСФСР.
Кроме того, суд указал на то, что предприятием пропущен трехгодичный срок исковой давности. При определении начала течения срока исковой давности суд исходил из того, что истец знал об обстоятельстве, которое, по его мнению, образует нарушение его прав, поскольку коллективный исполнительный орган истца письменно одобрил передачу земельного участка администрации в 1993 году.
Также истцу в 2006 году было известно о спорном земельном участке, поскольку в 2007 году на основании обращения предприятия утверждены проекты границ других земельных участков, входящих в переданные земли. При этом план границ был подписан директором предприятия в 2006 году, который также запрашивал сведения в отношении спорного земельного участка. Кроме того, на спорном земельном участке расположены два пятнадцатиэтажных офисных здания, на которые было зарегистрировано право собственности общества в 2008 и 2009 годах, поэтому суд посчитал, что, по крайней мере, с указанных дат истцу было известно о выбытии земельного участка из его владения, поскольку участок занят вновь возведенными недвижимыми объектами.
Отменяя судебные акты судов первой и апелляционной инстанций и направляя дело на новое рассмотрение, арбитражный суд округа признал недоказанным вывод судов о том, что право собственности истца на земельный участок было утрачено по его воле и истец добровольно отказался от своих прав на землю. Суд счел, что предприятие не давало согласия в надлежащей форме на отказ от права собственности на спорный участок и оспаривало подписание протокола Совета, поэтому указал, что судам следует выяснить вопросы о наличии надлежащих доказательств, подтверждающих согласие истца на передачу спорного земельного участка администрации, наличие полномочий у органа юридического лица, принявшего такое решение, а также доказательств избрания и реализации конкретной процедуры отчуждения земельного участка в порядке, предусмотренном земельным законодательством на момент возникновения спорных правоотношений.
Суд округа указал, что, исходя из предмета заявленных требований, подлежат установлению обстоятельства того, с какого момента предприятие было осведомлено о прекращении его права собственности на указанный земельный участок и последующем распоряжении участком.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановлением арбитражного суда округа и оставила в силе решение суда первой инстанции и постановление суда апелляционной инстанции по следующим основаниям.
При рассмотрении дела в суде первой инстанции ответчик заявил о пропуске срока исковой давности.
Вопрос о сроке исковой давности применительно к искам лиц, не владеющих землей и считающих себя собственниками, о виндикации земельного участка, занятого чужими объектами недвижимости, был разрешен в п. 6 Обзора судебной практики по некоторым вопросам применения арбитражными судами ст. 222 ГК РФ, утвержденного постановлением Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации 9 декабря 2010 г. N 143 (далее — Обзор N 143).
Согласно этому разъяснению поскольку истец, считающий себя собственником спорного участка, фактически им не владеет, вопрос о правомерности возведения без его согласия спорных объектов недвижимости может быть разрешен в том числе при рассмотрении виндикационного иска либо после удовлетворения такого иска. Следовательно, если подобное нарушение права собственника или иного законного владельца земельного участка соединено с лишением владения, то требование о сносе постройки, созданной без согласия истца, может быть предъявлено лишь в пределах срока исковой давности по иску об истребовании имущества из чужого незаконного владения (ст. 301 ГК РФ).
Исковая давность не распространяется на требование о сносе постройки, созданной на земельном участке истца без его согласия, если истец владеет этим земельным участком (п. 6 и 7 Обзора N 143).
Установленные ГК РФ правила об исковой давности не подлежат применению в случаях предъявления компетентным органом в публичных интересах требования о сносе самовольной постройки, создающей угрозу жизни и здоровью граждан (п. 22 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 10, Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации N 22 от 29 апреля 2010 г. «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»).
Судами первой и апелляционной инстанций установлено и материалами дела подтверждается, что истец не приводил доводов ни о нарушении градостроительных и строительных норм и правил при возведении объектов, ни о том, что постройки создают угрозу жизни и здоровью граждан.
Применительно к ст. 301, 302 ГК РФ срок давности по иску об истребовании недвижимого имущества из чужого незаконного владения начинает течь с момента, когда лицо узнало или должно было узнать о том, что недвижимое имущество выбыло из его владения и его право на названное недвижимое имущество нарушено.
Арбитражный суд округа не подвергал сомнению данные выводы судов первой и апелляционной инстанций о начальном моменте течения срока исковой давности (в любом случае не позднее 2008 — 2009 годов), не опровергал доказанность истечения срока исковой давности и в силу ст. 286, 287 АПК РФ не вправе был переоценивать данные выводы, сделанные на основе исследования и оценки доказательств, а также не указал на неправильное применение судами норм материального права — ст. 196, 200 ГК РФ.
Таким образом, учитывая, что предприятие не владеет спорным земельным участком, если срок исковой давности по виндикационному иску истек, то истек срок и по иску о сносе самовольных построек.
Определение N 305-ЭС15-6246
V. Споры, возникающие из обязательственных правоотношений
14. Неустойка, взыскиваемая судом с бюджетного учреждения за неисполнение договорного обязательства, подлежит начислению до фактической уплаты долга, в том числе за период принудительного исполнения судебного акта.
Общество обратилось в арбитражный суд с иском к бюджетному учреждению о взыскании неустойки, начисленной за несвоевременную уплату задолженности по договорам, взысканной решениями суда по другим делам.
Период взыскания неустойки определен обществом со дня, следующего за днем обращения с иском по указанным делам, по дату фактической уплаты учреждением задолженности.
В возражениях на иск учреждение представило расчет, в соответствии с которым период взыскания должен заканчиваться датой получения исполнительных листов по каждому приведенному решению.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, исковые требования удовлетворены частично.
Соглашаясь с расчетом неустойки, представленной ответчиком, суды исходили из того, что, поскольку ответчик является бюджетным учреждением и в силу Бюджетного кодекса Российской Федерации (далее — БК РФ) без исполнительных листов не имело возможности произвести оплату взысканных сумм по решениям суда, период взыскания неустойки должен быть ограничен датой получения обществом исполнительных листов по каждому делу.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила судебные акты судов нижестоящих инстанций и направила дело на новое рассмотрение по следующим основаниям.
Истцом заявлено требование о взыскании неустойки в связи с просрочкой оплаты выполненных истцом работ по заключенным сторонами договорам.
Суды при рассмотрении дела по существу пришли к выводу о том, что нормы БК РФ могут изменить период взыскания неустойки, заявленной по настоящему делу ввиду особого порядка исполнения судебных актов по искам к Российской Федерации, субъекту Российской Федерации, муниципальному образованию, предусмотренного гл. 24.1 БК РФ.
Установленные БК РФ особенности порядка исполнения судебных актов не регулируют имущественные гражданско-правовые отношения, не затрагивают соотношения прав и обязанностей их участников и сами по себе не изменяют оснований и условий применения гражданско-правовой ответственности за нарушение обязательств.
В силу ст. 1, 307, 309 ГК РФ бюджетное учреждение, как сторона по возникшим гражданско-правовым сделкам, должно надлежащим образом соблюдать согласованные в них условия, а также требования закона, иных нормативных актов.
В соответствии со ст. 330 ГК РФ неустойка является способом обеспечения надлежащего исполнения обязательств, о котором стороны договариваются при заключении договора. При этом период взыскания неустойки в каждом случае может зависеть от длительности ненадлежащего исполнения стороной своих обязанностей.
Учитывая назначение института неустойки и ее роль для надлежащего исполнения сторонами возникших гражданско-правовых обязательств, в п. 65 постановления Пленум Верховного Суда Российской Федерации от 24 марта 2016 г. N 7 «О применении судами некоторых положений Гражданского кодекса Российской Федерации об ответственности за нарушение обязательств» разъяснено, что по смыслу ст. 330 ГК РФ истец вправе требовать присуждения неустойки по день фактического исполнения обязательства (в частности, фактической уплаты кредитору денежных средств, передачи товара, завершения работ). Законом или договором может быть установлен более короткий срок для начисления неустойки либо ее сумма может быть ограничена. Присуждая неустойку, суд по требованию истца в резолютивной части решения указывает сумму неустойки, исчисленную на дату вынесения решения и подлежащую взысканию, а также то, что такое взыскание производится до момента фактического исполнения обязательства.
Определение N 305-ЭС16-3045
15. Условие договора подряда, в соответствии с которым заказчик вправе приостановить оплату работ до предоставления подрядчиком банковской гарантии, которая будет обеспечивать исполнение последним обязательств, касающихся качества результата работ в период гарантийного срока, является действительным. При этом заказчик вправе приостановить исполнение своей обязанности по оплате на период до предоставления банковской гарантии, а в случае ее непредоставления — до истечения гарантийного срока.
Компания (подрядчик) и общество (заказчик) заключили договор строительного подряда. Согласно договору подрядчик предоставляет заказчику в обеспечение исполнения принятых по данной сделке гарантийных обязательств безотзывную банковскую гарантию на период гарантийного срока. При непредоставлении подрядчиком упомянутой банковской гарантии заказчик вправе приостановить расчеты по договору независимо от наступления сроков платежей; в этом случае заказчик не будет считаться просрочившим или нарушившим свои обязательства по договору.
Предусмотренный соглашением компании и общества минимальный гарантийный срок составил 36 месяцев.
Компания не предоставила банковскую гарантию. Несмотря на это, она обратилась в арбитражный суд с иском о взыскании с общества задолженности, мотивировав свое требование неоплатой принятых заказчиком работ.
На момент рассмотрения дела гарантийный срок не истек.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, исковые требования удовлетворены. Суды сослались на положения ст. 711, 740, 746 ГК РФ (здесь и далее — в редакции, действовавшей на момент заключения договора), указали на наличие в материалах дела должных свидетельств выполнения работ подрядчиком и их принятия заказчиком, констатировали отсутствие доказательств оплаты данных работ.
При этом суды пришли к выводу, что договорное условие о праве заказчика приостановить расчеты по договору при непредоставлении подрядчиком предусмотренной договором банковской гарантии не может считаться согласованным, поскольку определение срока путем указания на событие, не отвечающее признаку неизбежности, не соответствует положениям ст. 190 ГК РФ.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации не согласилась с выводами судов нижестоящих инстанций по следующим основаниям.
Предусмотренный ст. 711 ГК РФ порядок оплаты работ (после окончательной сдачи результатов) применяется постольку, поскольку соглашением сторон не установлено иное.
В данном случае стороны, отступив от диспозитивных положений ст. 711 ГК РФ, согласовали условие, отличное от закрепленного в ней в качестве общего правила, связав срок исполнения обязательства по оплате работ с моментом предоставления подрядчиком банковской гарантии, выдаваемой на случай неисполнения (ненадлежащего исполнения) подрядчиком гарантийных обязательств.
Результат работ должен соответствовать условиям договора в течение всего гарантийного срока. Поэтому заказчик вправе предъявить требования, связанные с недостатками результата работ, обнаруженными в течение гарантийного срока (п. 1 ст. 722, п. 3 ст. 724 ГК РФ).
Таким образом, упомянутая в договоре подряда банковская гарантия направлена на обеспечение надлежащего исполнения компанией подрядных гарантийных обязательств.
Следовательно, имущественный интерес общества (заказчика), настаивающего на проведении расчетов после предоставления банковской гарантии, заключался в использовании не противоречащего закону способа минимизации собственных предпринимательских рисков, связанных с устранением выявленных в течение гарантийного срока недостатков, путем закрепления возможности получить исполнение от банка — гаранта максимально быстро, не опасаясь возражений компании о доброкачественности работ, относительно которых возможны длительные споры, в том числе судебные.
Этот интерес общества являлся правомерным и подлежал судебной защите.
В свою очередь, подрядчик на стадии подписания договора не заявил &