ОБЗОР СУДЕБНОЙ ПРАКТИКИ ВЕРХОВНОГО СУДА РФ №3 (2019)
(Утв. Президиумом Верховного Суда РФ 27 ноября 2019 г.)
(Извлечение)
СУДЕБНАЯ КОЛЛЕГИЯ ПО ГРАЖДАНСКИМ ДЕЛАМ
Разрешение споров, связанных с реализацией гражданских прав и свобод
5. Обращение гражданина в органы государственной власти, в правоохранительные органы по поводу предполагаемых нарушений закона в целях проведения проверки и устранения нарушений само по себе не является основанием для удовлетворения иска о защите деловой репутации лица, в отношении которого такое обращение состоялось, и в том случае, если убеждения автора оказались ошибочными.
Управляющая компания обратилась в суд с иском к Ч. о защите деловой репутации, сославшись на то, что ответчик обратился к губернатору края и в прокуратуру края с заявлением, в котором содержались не соответствующие действительности сведения, порочащие деловую репутацию истца.
В уточнении к исковому заявлению истец указал, что данные сведения стали известны жителям ряда многоквартирных домов, которые в поддержку истца написали заявления о недостоверности такой информации.
Истец просил суд признать указанную информацию не соответствующей действительности и порочащей деловую репутацию истца, обязать ответчика разместить на информационных стендах названных им многоквартирных домов письмо с опровержением этой информации и направить истцу письменные извинения.
Решением районного суда в иске отказано.
Апелляционным определением решение суда первой инстанции отменено, по делу принято новое решение об удовлетворении иска.
Суд апелляционной инстанции признал не соответствующими действительности и порочащими деловую репутацию истца распространенные ответчиком сведения о деятельности данной управляющей компании по обслуживанию многоквартирных жилых домов, а также обязал Ч. разместить информацию об опровержении данных сведений на информационных стендах указанных в резолютивной части апелляционного определения многоквартирных домов и направить истцу письменные извинения за распространение информации, порочащей деловую репутацию управляющей компании.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила определение суда апелляционной инстанции и дело направила на новое апелляционное рассмотрение, указав следующее.
В соответствии с чч. 1 и 3 ст. 29 Конституции Российской Федерации каждому гарантируется свобода мысли и слова. Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.
Статья 33 Конституции Российской Федерации закрепляет право граждан Российской Федерации обращаться лично, а также направлять индивидуальные и коллективные обращения в государственные органы и органы местного самоуправления.
В соответствии со ст. 152 ГК РФ гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Опровержение должно быть сделано тем же способом, которым были распространены сведения о гражданине, или другим аналогичным способом (п. 1).
Правила данной статьи о защите деловой репутации гражданина, за исключением положений о компенсации морального вреда, соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица (п. 11).
Согласно разъяснениям, данным в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 г. N 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», суды при разрешении споров о защите чести, достоинства и деловой репутации должны обеспечивать равновесие между правом граждан на защиту чести, достоинства, а также деловой репутации, с одной стороны, и иными гарантированными Конституцией Российской Федерации правами и свободами — свободой мысли, слова, массовой информации, правом свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, правом на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, правом на обращение в государственные органы и органы местного самоуправления (ст. 23, 29 и 33 Конституции Российской Федерации), с другой.
Как разъяснено в п. 10 этого же постановления Пленума, в случае, когда гражданин обращается в государственные органы и органы местного самоуправления с заявлением, в котором приводит те или иные сведения (например, в правоохранительные органы с сообщением о предполагаемом, по его мнению, или совершенном либо готовящемся преступлении), но эти сведения в ходе их проверки не нашли подтверждения, данное обстоятельство само по себе не может служить основанием для привлечения этого лица к гражданско-правовой ответственности, предусмотренной ст. 152 ГК РФ, поскольку в указанном случае имела место реализация гражданином конституционного права на обращение в органы, которые в силу закона обязаны проверять поступившую информацию, а не распространение не соответствующих действительности порочащих сведений.
Такие требования могут быть удовлетворены лишь в случае, если при рассмотрении дела суд установит, что обращение в указанные органы не имело под собой никаких оснований и продиктовано не намерением исполнить свой гражданский долг или защитить права и охраняемые законом интересы, а исключительно намерением причинить вред другому лицу, то есть имело место злоупотребление правом (пп. 1 и 2 ст. 10 ГК РФ).
В п. 18 названного постановления также разъяснено, что согласно ч. 3 ст. 29 Конституции Российской Федерации никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них. Извинение как способ судебной защиты чести, достоинства и деловой репутации ст. 152 ГК РФ и другими нормами законодательства не предусмотрено, поэтому суд не вправе обязывать ответчиков по данной категории дел приносить истцам извинения в той или иной форме.
Из приведенных выше положений Конституции Российской Федерации, норм материального права и разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации следует, что обращение гражданина в органы государственной власти, в правоохранительные органы по поводу предполагаемых нарушений закона в целях проведения проверки и устранения нарушений само по себе не является основанием для удовлетворения иска о защите деловой репутации и в том случае, если убеждения автора оказались ошибочными.
Факта злоупотребления ответчиком правом на свободу слова и свободу обращения в государственные органы суд апелляционной инстанции не установил, равно как не установил и того, что целью обращения ответчика к губернатору края и в прокуратуру являлось не устранение нарушений и недостатков, а причинение вреда истцу.
Суд апелляционной инстанции, приведя в апелляционном определении положения ст. 55, 56, 67 и 195 ГПК РФ о доказывании в гражданском процессе, об оценке доказательств судом и о том, что решение может быть основано только на доказательствах, непосредственно исследованных судом, в нарушение этих же норм процессуального права не указал в апелляционном определении ни одного доказательства в обоснование выводов о фактических обстоятельствах дела, в частности о том, что Ч. распространял порочащие деловую репутацию истца сведения среди жителей многоквартирных домов.
В нарушение разъяснений, содержащихся в приведенном выше п. 18 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации, суд апелляционной инстанции возложил на ответчика обязанность направить истцу письменные извинения, что, по существу, является принуждением к отказу от собственного мнения.
Определение N 18-КГ19-27
Разрешение споров, возникающих из договорных отношений
6. Завышение цены договора купли-продажи само по себе не свидетельствует о недобросовестности продавца, об обмане или о злоупотреблении с его стороны.
Ф. обратилась в суд с иском к Ч. о признании договора недействительным и применении последствий недействительности сделки, просила взыскать с ответчика уплаченную по договору денежную сумму в размере 2 000 000 руб., проценты за пользование чужими денежными средствами, а также расходы по оплате услуг представителя и государственной пошлины.
Судом установлено, что 2 декабря 2016 г. между Ф. (покупатель) с одной стороны и Ч. (продавец) с другой стороны заключен договор купли-продажи оборудования.
По условиям договора продавец обязуется передать в собственность покупателю следующее оборудование: 4 швейных машинки, парогенератор, портновский манекен, вешало напольное и настенное, 2 стеллажа, раскройный стол и гладильный стол. Указанное выше оборудование должно быть передано покупателю в технически исправном состоянии и по акту оценки технического состояния оборудования. Ответчик обязуется передать истцу в собственность ателье с находящимся в нем оборудованием на согласованных условиях, а истец обязуется принять это имущество и уплатить покупную цену на согласованных условиях. Цена ателье и оборудования в договоре установлена в размере 2 000 000 руб.
Согласно расписке Ч. 2 декабря 2016 г. получила от истца за проданное ателье, расположенное в торговом центре, 2 000 000 руб., а Ф. подтвердила, что купила у Ч. ателье и отдала ей 2 000 000 руб.
По представленному истцом отчету об оценке на 2 декабря 2016 г. стоимость движимого имущества, переданного ответчиком истцу, в количестве 12 единиц составляет 73 600 руб.
Установлено также, что 1 декабря 2016 г. между Ф. (субарендатор) и ИП Ч. (арендатор) заключен договор субаренды нежилого помещения, расположенного в подвале торгового центра, арендуемого Ч. на основании договора, заключенного 20 мая 2016 г. между ИП Ч. и арендодателем (обществом).
В договоре субаренды указано, что помещение можно использовать субарендатору исключительно под ателье.
31 января 2017 г. между арендодателем (обществом) и арендатором ИП Ч. заключено соглашение о прекращении договора аренды от 20 мая 2016 г., после чего истцу поступило требование об освобождении помещения.
Разрешая спор, суд первой инстанции пришел к выводу о том, что из буквального толкования условий договора с учетом буквального значения слов и выражений «переходит от продавца к покупателю», «передача прав на ателье», «право собственности на ателье», «ответчик обязуется передать истцу ателье» следует, что предметом договора является передача права собственности от продавца Ч. к покупателю Ф. не только на оборудование, но и на помещение, расположенное в торговом центре.
Вместе с тем судом установлено, что Ч. правом собственности на этот объект недвижимости не обладала, а согласно договору аренды от 20 мая 2016 г. являлась его арендатором.
Как указал суд, ответчик является стороной договора, подписала его лично, соответственно, не могла не знать, что гарантированно не сможет исполнить его условия о передаче в собственность покупателя помещения (ателье). Указанные действия Ч. подтверждают наличие в них умысла сообщить истцу недостоверную информацию об условиях сделки с целью ее заключения, что соответствует определению обмана применительно к положениям ст. 179 ГК РФ.
Принимая решение по данному спору, суд также указал, что со стороны ответчика имело место недобросовестное поведение при заключении договора купли-продажи от 2 декабря 2016 г., а потому с учетом установленных судом фактических обстоятельств имелись основания для признания указанного договора недействительным по основаниям, предусмотренным ст. 10 и п. 2 ст. 168 ГК РФ.
Данную позицию поддержал суд апелляционной инстанции.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала выводы судебных инстанций ошибочными по следующим основаниям.
В соответствии с п. 1 ст. 10 ГК РФ, на который сослались суды нижестоящих инстанций, не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом).
В п. 5 той же статьи установлено, что добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются.
По смыслу указанной нормы действия участников гражданского оборота предполагаются разумными и добросовестными, пока не доказано обратное.
В соответствии со ст. 179 ГК РФ сделка, совершенная под влиянием обмана, может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего.
Обманом считается также намеренное умолчание об обстоятельствах, о которых лицо должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота.
Сделка, совершенная под влиянием обмана потерпевшего третьим лицом, может быть признана недействительной по иску потерпевшего при условии, что другая сторона либо лицо, к которому обращена односторонняя сделка, знали или должны были знать об обмане. Считается, в частности, что сторона знала об обмане, если виновное в обмане третье лицо являлось ее представителем или работником либо содействовало ей в совершении сделки.
Согласно ст. 431 ГК РФ при толковании условий договора судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. Буквальное значение условия договора в случае его неясности устанавливается путем сопоставления с другими условиями и смыслом договора в целом.
Если правила, содержащиеся в части первой данной статьи, не позволяют определить содержание договора, должна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора. При этом принимаются во внимание все соответствующие обстоятельства, включая предшествующие договору переговоры и переписку, практику, установившуюся во взаимных отношениях сторон, обычаи, последующее поведение сторон.
Таким образом, содержание договора определяется в соответствии с его общепринятой трактовкой и пониманием его условий сторонами. Если положения договора могут иметь несколько значений либо не позволяют достоверно установить значение отдельных положений, суды обязаны выявить действительную и реальную волю сторон. Основным способом ее установления являются показания сторон или их представителей по условиям договора и обстоятельствам дела. Суд обязан учитывать в совокупности все собранные по делу доказательства с целью выявления действительной воли сторон и исключения каких-либо сомнений в ее достоверности.
Исходя из буквального содержания договора его предметом является набор оборудования, именуемого также «ателье», на что в своих объяснениях в суде указывала сама истец. В самом тексте договора отсутствует указание о переходе права собственности на нежилое помещение площадью 6 кв. м, расположенное в торговом центре.
Напротив, из содержания договора явно следует, что помещение продавцом арендуется до 1 февраля 2017 г., помещение будет находиться у покупателя в субаренде, после чего покупатель самостоятельно заключит договор аренды с собственником помещения.
Договор аренды помещения с его собственником (обществом) Ч. расторгнут в соответствии с условиями договора с Ф. 31 января 2017 г. — не ранее даты, указанной в договоре.
Обо всех обстоятельствах, связанных с правами на помещение и с необходимостью заключить договор аренды, Ф. могла и должна была знать, поскольку это прямо указано в заключенном сторонами договоре.
Доводы о завышенной цене сами по себе не являются основанием для вывода о недобросовестности продавца, об обмане или злоупотреблении, поскольку покупатель была надлежаще осведомлена о том, что именно покупает и за какую цену. Кроме того, предметом договора являлись не отдельные предметы оборудования, а их комплект.
Выводов о том, что в последующем незаключении договора аренды между Ф. и собственником помещения (обществом) виновна Ч. судебные постановления не содержат.
Общество в своих объяснениях указало на то, что договор не был заключен ввиду отсутствия инициативы со стороны Ф.
В соответствии с абзацем вторым п. 71 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» оспоримая сделка может быть признана недействительной, если она нарушает права или охраняемые законом интересы лица, оспаривающего сделку.
Ценность объекта купли-продажи, как указывала ответчик, заключается именно в продаже уже готового бизнеса — ателье с функциональным оборудованием, накопленной клиентской базой, которая позволяет осуществлять предпринимательскую деятельность по пошиву, ремонту одежды под заказ. При этом оборудование передается в арендованном помещении, деятельность ателье разрекламирована предыдущим собственником оборудования и имела спрос. На таких условиях истец согласилась заключить договор купли-продажи оборудования по указанной в нем цене, а не по цене отдельно взятых предметов.
Определение N 4-КГ19-3
7. Для признания прикрывающей сделки недействительной в связи с ее притворностью необходимо установить действительную волю всех сторон сделки на заключение иной (прикрываемой) сделки.
По действующему законодательству возможность признания заключенной сделки одновременно как притворной, так и совершенной под влиянием обмана, отсутствует.
П. обратилась в суд с иском к О., Р., А., К. о признании сделок недействительными, применении последствий их недействительности, признании права собственности на квартиру, мотивируя свои требования тем, что 15 июля 2015 г. с целью займа денежных средств в сумме 100 000 руб. под залог принадлежащей ей квартиры она обратилась к А., с которой 16 июля 2015 г. поехала в Росреестр, где А. познакомила ее с Р., представляющей интересы О. В Росреестре П. подписала все документы, переданные ей Р. и А. Несмотря на то, что одним из переданных истцу на подпись документов был договор купли-продажи квартиры, Р. и А. разъяснили ей, что это формальная сделка, поскольку свидетельство о праве собственности на квартиру остается у нее. Кроме того, А. обещала передать истцу в качестве гарантии принадлежащий ей автомобиль стоимостью 2 000 000 руб. Намерения продавать квартиру П. не имела, денег в счет стоимости квартиры не получала. Подписывая документы истец была уверена, что оформляет договор займа под залог квартиры. В тот же день А. передала истцу 50 000 руб. и оформила договор залога принадлежащего ей автомобиля. Спустя две недели с П. стали требовать в счет уплаты процентов по займу 240 000 руб., в противном случае квартира будет продана, поскольку собственником квартиры после подписания 16 июля 2015 г. договора купли-продажи П. уже не является. В дальнейшем с целью погашения займа П. передала Р. 240 000 руб. Поскольку намерения продавать квартиру истец не имела, денег за ее продажу не получала, продолжала проживать в квартире, оплачивая все коммунальные платежи за нее, П. просила суд признать заключенный договор купли-продажи притворным, прикрывающим сделку по займу денежных средств с залогом недвижимости и восстановить ее право собственности на спорную квартиру, истребовав ее из владения К., которому квартира была продана О.
Разрешая спор и удовлетворяя исковые требования П., суд, сославшись на положения ст. 166, 167, 168, 170, 179 и 302 ГК РФ, исходил из того, что П. не имела намерения отчуждать принадлежащую ей квартиру, ее воля была направлена на получение займа в размере 100 000 руб. под залог квартиры; истец утратила титул собственника спорного объекта недвижимости при пороке воли, вследствие обмана со стороны третьего лица А. После заключения договора купли-продажи квартиры П. продолжает проживать в ней, оплачивая жилое помещение и коммунальные платежи.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, признавая состоявшиеся судебные акты вынесенными с нарушением норм материального права и направляя дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, руководствовалась ст. 170 ГК РФ, а также разъяснениями, содержащимися в пп. 87 и 88 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», и исходила из того, что для признания прикрывающей сделки недействительной в связи с ее притворностью суду необходимо установить, что действительная воля всех сторон сделки была направлена на заключение иной (прикрываемой) сделки.
Обращаясь в суд с иском, П. просила признать заключенный ею договор купли-продажи притворным, прикрывающим сделку по займу денежных средств с залогом недвижимости и восстановить ее право собственности на спорную квартиру, истребовав ее из владения К., которому квартира была передана в собственность О. по договору купли-продажи.
Таким образом, по данному делу юридически значимым обстоятельством являлось выяснение судом вопроса о том, была ли воля всех участников сделок (П., О. и его представителя Р., а также А.) направлена на достижение одних правовых последствий.
Однако данное обстоятельство оставлено судом без исследования и правовой оценки суда не получило. Каких-либо сведений о том, что воля всех сторон заключенных сделок была направлена на достижение одних правовых последствий (заключение договора займа с залогом квартиры), материалы дела не содержат.
Приходя к выводу о притворности договора купли-продажи квартиры от 16 июля 2015 г., заключенного между П. и О., суд исходил из того, что действительная воля П. была направлена на заключение договора займа с А. с залогом принадлежащего ей недвижимого имущества.
При этом суд сослался на утверждения П., а также пояснения представителя ответчика А., данные в судебном заседании суда первой инстанции, тогда как мнение других сторон сделок (О. и его представителя Р.) судом первой инстанции не выяснялось. Между тем в суде апелляционной инстанции Р. ссылалась на то, что ее воля была направлена исключительно на заключение договора купли-продажи квартиры.
Более того, ни судом первой, ни судом апелляционной инстанции не учтено, что признание договора притворной сделкой не влечет таких последствий, как реституция, поскольку законом в отношении притворных сделок предусмотрены иные последствия — применение к сделке, которую стороны действительно имели в виду (прикрываемой сделке), относящихся к ней правил с учетом существа и содержания такой прикрываемой сделки.
Таким образом, вывод суда о притворности оспариваемой сделки является неправомерным.
Кроме того, в соответствии с п. 2 ст. 179 ГК РФ сделка, совершенная под влиянием обмана, может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего. Обманом считается также намеренное умолчание об обстоятельствах, о которых лицо должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота. Сделка, совершенная под влиянием обмана потерпевшего третьим лицом, может быть признана недействительной по иску потерпевшего при условии, что другая сторона либо лицо, к которому обращена односторонняя сделка, знали или должны были знать об обмане (абзац третий данного пункта).
В п. 99 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 г. N 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» разъяснено, что сделка под влиянием обмана, совершенного как стороной такой сделки, так и третьим лицом, может быть признана судом недействительной по иску потерпевшего (п. 2 ст. 179 ГК РФ). Обманом считается не только сообщение информации, не соответствующей действительности, но также и намеренное умолчание об обстоятельствах, о которых лицо должно было сообщить при той добросовестности, какая от него требовалась по условиям оборота (п. 2 ст. 179 ГК РФ). Сделка, совершенная под влиянием обмана, может быть признана недействительной, только если обстоятельства, относительно которых потерпевший был обманут, находятся в причинной связи с его решением о заключении сделки. При этом подлежит установлению умысел лица, совершившего обман. Сделка, совершенная под влиянием обмана потерпевшего третьим лицом, может быть признана недействительной по иску потерпевшего при условии, что другая сторона либо лицо, к которому обращена односторонняя сделка, знали или должны были знать об обмане. Считается, в частности, что сторона знала об обмане, если виновное в обмане третье лицо являлось ее представителем или работником либо содействовало ей в совершении сделки.
При разрешении спора суд в обоснование своего вывода об удовлетворении исковых требований П. о признании сделок купли-продажи недействительными сослался на положения как п. 2 ст. 179 ГК РФ (сделка, совершенная под влиянием обмана), так и п. 2 ст. 170 ГК РФ (притворная сделка).
Между тем суд не учел, что по действующему законодательству возможность признания заключенной сделки одновременно как притворной, так и совершенной под влиянием обмана отсутствует, поскольку при заключении притворной сделки все стороны сделки осознают, на достижение каких правовых последствий она направлена, тогда как при заключении сделки под влиянием обмана одна из сторон сделки (потерпевший) была обманута другой стороной либо третьим лицом.
Рассматривая спор, суд указал, что при совершении сделки купли-продажи принадлежащей истцу квартиры П. была обманута третьим лицом А. (вместо договора займа с залогом спорной квартиры был заключен договор купли-продажи с О. в лице Р.).
Однако сведений о том, что другая сторона сделки (О. или его доверенное лицо Р.) знала или должна была знать об обмане, в материалах дела не имеется, суждения суда по данному вопросу отсутствуют.
При таких обстоятельствах вывод суда о признании недействительным договора купли-продажи между П. и О., как совершенного под влиянием обмана, и последующее прекращение судом права собственности К. на спорную квартиру с признанием права собственности на нее за истцом нельзя признать правильными.
Определение N 53-КГ18-38
Разрешение споров, возникающих из обязательственных отношений
8. Лицо, которому судебным приставом-исполнителем на основании акта о наложении ареста (описи имущества) передано на хранение арестованное имущество должника, несет обязанности хранителя, предусмотренные положениями ст. 891 и 900 ГК РФ, и отвечает за утрату, недостачу или повреждение вещей, принятых на хранение, по основаниям, предусмотренным ст. 401 ГК РФ.
Федеральная служба судебных приставов (далее — ФССП России) обратилась в суд с иском к В. о взыскании материального ущерба.
Судом установлено, что на исполнении в отделе судебных приставов находилось исполнительное производство, возбужденное на основании исполнительного листа о возложении на общество обязанности безвозмездно устранить недостатки выполненной работы по договору с К., о взыскании в пользу К. неустойки, компенсации морального вреда, а также штрафа за несоблюдение в добровольном порядке требования потребителя.
В рамках данного исполнительного производства судебным приставом-исполнителем отдела на товар, принадлежащий обществу и предназначенный для реализации, наложен арест, имущество изъято и передано на хранение представителю взыскателя В.
Задолженность по исполнительному производству о взыскании с общества денежных средств в пользу К. погашена должником в полном размере, в связи с чем арестованное имущество подлежало возврату должнику.
Согласно актам приема-передачи ранее арестованное имущество возвращено обществу, однако часть имущества в результате ненадлежащего хранения передана должнику в испорченном состоянии, чем обществу причинен ущерб.
Решением арбитражного суда, вступившим в законную силу, удовлетворены исковые требования общества к Российской Федерации: с ФССП России за счет казны Российской Федерации в пользу общества взысканы убытки.
Ссылаясь на вину В. в причинении вреда имуществу указанного общества, переданному ей на хранение, ФССП России обратилась в суд с иском к В. о взыскании материального ущерба, возмещенного ФССП России обществу, в свою пользу в порядке регресса.
В. исковые требования не признала, ссылаясь на отсутствие своей вины в причинении вреда имуществу общества, а также на отсутствие у нее договорных отношений с истцом по обеспечению сохранности переданного ей на хранение имущества.
Разрешая данный спор и отказывая в удовлетворении исковых требований ФССП России, суды первой и апелляционной инстанций, ссылаясь на положения ст. 61 ГПК РФ, исходили из установленной вступившим в законную силу решением арбитражного суда вины судебных приставов в необеспечении сохранности имущества общества и наличия причинно-следственной связи между допущенным ФССП России нарушением и возникшими у общества убытками, а также из отсутствия между ФССП России и В. договорных отношений по хранению переданного ей имущества.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, признавая апелляционное определение вынесенным с нарушением норм материального права и направляя дело на новое апелляционное рассмотрение, руководствуясь положениями подп. 1 п. 1 ст. 161, п. 1 ст. 886 и п. 1 ст. 887, ст. 906 ГК РФ, а также ст. 86 Федерального закона от 2 октября 2007 г. N 229-ФЗ «Об исполнительном производстве», сделала вывод о том, что правила гл. 47 ГК РФ применяются к обязательствам лица, которому судебными приставами-исполнителями передано на хранение арестованное имущество должника. Подтверждением возникновения такого обязательства является акт о наложении ареста на имущество с подписью лица, получившего это имущество на хранение.
Суд при рассмотрении дела не учел приведенные выше правовые нормы, а также тот факт, что В. при передаче ей на хранение имущества расписалась в акте о наложении ареста (описи имущества), в связи с чем на нее распространялись обязанности хранителя, предусмотренные положениями ст. 891 и 900 ГК РФ, и она как хранитель отвечала за утрату, недостачу или повреждение вещей, принятых на хранение, по основаниям, предусмотренным ст. 401 ГК РФ (п. 1 ст. 901 указанного кодекса).
Согласно пп. 1 и 2 ст. 401 ГК РФ лицо, не исполнившее обязательства либо исполнившее его ненадлежащим образом, несет ответственность при наличии вины (умысла или неосторожности), кроме случаев, когда законом или договором предусмотрены иные основания ответственности. Лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства. Отсутствие вины доказывается лицом, нарушившим обязательство.
Размер ответственности хранителя определяется в соответствии с положениями ст. 902 ГК РФ.
Разрешая данный спор, суд с учетом подлежащих применению норм материального права и ст. 56 ГПК РФ должен был возложить бремя доказывания отсутствия вины в порче части хранящегося у В. имущества на последнюю, однако не сделал этого.
Делая вывод о невиновности В. в ненадлежащем хранении переданного ей имущества со ссылкой на ч. 3 ст. 61 ГПК РФ, суд второй инстанции оставил без внимания то обстоятельство, что предметом рассмотрения арбитражного суда был спор между обществом и Российской Федерацией в лице управления службы судебных приставов и ФССП России о взыскании убытков в силу положений ст. 403 ГК РФ (ответственность должника за действия третьих лиц). Вопрос о виновности В. в ненадлежащем хранении переданного ей имущества предметом рассмотрения арбитражного суда не являлся.
При этом арбитражным судом сделан вывод о том, что на момент изъятия у должника имущество находилось в удовлетворительном состоянии, тогда как на момент его возврата обществу обнаружено его существенное повреждение. Также решение арбитражного суда содержит выводы одновременно как о том, что повреждения имущества общества возникли при изъятии арестованного имущества судебным приставом-исполнителем и передаче его на хранение, так и о том, что повреждение имущества произошло вследствие его ненадлежащего хранения в период нахождения у ответчика.
Суд апелляционной инстанции при разрешении требований ФССП России о взыскании материального ущерба в порядке регресса вопрос о надлежащем исполнении В. обязанности по обеспечению сохранности переданного ей имущества в круг юридически значимых обстоятельств не включил, на обсуждение не ставил.
В соответствии со ст. 1081 ГК РФ лицо, возместившее вред, причиненный другим лицом, имеет право обратного требования (регресса) к этому лицу в размере выплаченного возмещения, если иной размер не установлен законом.
Как следует из разъяснений, содержащихся в п. 87 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 ноября 2015 г. N 50 «О применении судами законодательства при рассмотрении некоторых вопросов, возникающих в ходе исполнительного производства», по смыслу ст. 1081 ГК РФ Российская Федерация в порядке регресса вправе взыскать сумму возмещенного вреда с лица, виновного в его причинении, например, при утрате имущества, — с лица, которому имущество передано на хранение (хранителя или должника).
Поскольку в качестве представителя ответчика по основному обязательству о возмещении вреда с Российской Федерации за счет казны Российской Федерации выступает ФССП России, то последняя вправе предъявить иск от имени Российской Федерации в порядке регресса к лицу, виновному в причинении вреда.
С учетом изложенного ФССП России в порядке регресса имела право требовать от В. как от хранителя возмещение убытков, причиненных в результате повреждения имущества общества в период его нахождения у ответчика и уплаченных службой обществу на основании решения арбитражного суда, в случае если В. не будут доказаны основания, освобождающие ее от ответственности.
Определение N 32-КГ18-38
Разрешение споров, возникающих вследствие причинения вреда
9. Действующее законодательство исходит из презумпции виновности образовательного или иного учреждения в причинении вреда несовершеннолетним во время нахождения его под надзором данного учреждения.
По требованиям о возмещении вреда, заявленным в соответствии со ст. 1073 ГК РФ родителям несовершеннолетнего, суд обязан привлечь к участию в деле в качестве соответчика образовательное учреждение, в стенах или на территории которого несовершеннолетний находился в момент причинения им вреда.
Е., действующая в интересах несовершеннолетнего сына И., обратилась в суд с иском к М. и А. о компенсации морального вреда.
В обоснование исковых требований Л. указала, что ее несовершеннолетний сын обучается в муниципальном бюджетном общеобразовательном учреждении (далее также — школа), в котором также учится сын ответчиков — К.
1 ноября 2016 г. у здания школы несовершеннолетний К. в ходе борьбы с несовершеннолетним сыном истца И. упал на него, причинив вред его здоровью.
По данному факту на основании заявления Е. сотрудниками органа внутренних дел проведена проверка, по результатам которой вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении несовершеннолетнего К. в связи с отсутствием в деянии состава преступления, поскольку причинитель вреда на момент совершения деяния не достиг возраста, с которого допускается привлечение к уголовной ответственности.
Из акта судебно-медицинского исследования следует, что при обследовании И. в стационарных условиях у него выявлено повреждение, которое исходя из характера, вида, расположения причинено в результате травматического воздействия (удара, сдавливания) тупого твердого предмета, вероятно, 1 ноября 2016 г., повлекло значительную стойкую утрату общей трудоспособности не менее чем на 1/3 и по этому признаку расценивается как тяжкий вред здоровью.
После полученной травмы несовершеннолетний И. находился на лечении, перенес тяжелую операцию и длительное восстановительное лечение, у него возникли проблемы психологического характера, в связи с чем понадобилась помощь психолога.
Е. ссылалась на то, что действиями несовершеннолетнего К. ее сыну причинен моральный вред (физические и нравственные страдания), просила на основании положений ст. 1073 ГК РФ взыскать с родителей несовершеннолетнего К. компенсацию морального вреда в размере 300 000 руб.
М. и А., являющиеся родителями К., обратились в суд с требованиями к Е. и общеобразовательному учреждению о признании недействительной расписки от 12 июля 2017 г. и о взыскании денежных средств.
В обоснование заявленных требований М. и А. указали, что Е., оказывая на них психологическое давление и сопровождая требования угрозами об обращении в суд и различные органы, требовала выплаты ей денежных средств в счет возмещения вреда здоровью сына в размере 300 000 руб.
12 июля 2017 г. М. и А. написали расписку, согласно которой взяли на себя обязательство выплатить Е. 100 000 руб. в счет компенсации морального вреда и материального ущерба за вред здоровью, причиненный их сыном ее ребенку И.
Согласно расписке от 15 июля 2017 г. Е. получила от М. и А. денежную сумму в размере 30 000 руб. в счет обеспечения исполнения обязательств по расписке.
Оставшуюся часть суммы в размере 70 000 руб. М. и А. должны были выплатить Е. в срок до 31 декабря 2017 г., но не произвели расчет, посчитав, что поскольку несчастный случай с несовершеннолетним сыном Е. произошел на территории образовательного учреждения (школы) в учебное время, то ответственность за причиненный ему вред должно нести образовательное учреждение из-за отсутствия надлежащего контроля за детьми со стороны администрации школы.
По мнению М. и А., денежные средства, выплаченные ими по расписке от 12 июля 2017 г., являются для них убытками, которые подлежат взысканию с надлежащего ответчика — общеобразовательного учреждения, а сама расписка от 12 июля 2017 г. является недействительной, поскольку была написана под влиянием заблуждения, обязательства, взятые ими по расписке, не подлежат исполнению, а исполненное подлежит возврату надлежащим ответчиком, в связи с чем просили признать недействительной расписку от 12 июля 2017 г., а также взыскать в свою пользу с общеобразовательного учреждения выплаченные Е. денежные средства в размере 30 000 руб., солидарно с общеобразовательного учреждения и Е. судебные расходы по оплате государственной пошлины, а также расходы на оплату услуг адвоката.
Решением районного суда взысканы в солидарном порядке с М. и А. в пользу И. денежные средства в счет компенсации морального вреда в размере 70 000 руб. и судебные расходы, с М. и А. взыскана государственная пошлина в доход бюджета муниципального района.
Исковые требования М. и А. к Е. и школе о признании недействительной расписки и о взыскании денежных средств оставлены без удовлетворения.
Апелляционным определением решение районного суда изменено в части, в пользу И. взысканы денежные средства в счет компенсации морального вреда с М. в размере 35 000 руб., с А. в размере 35 000 руб.; в пользу Е. взыскано в возмещение судебных расходов с М. и А. (с каждого) в равных частях. В остальной части решение суда первой инстанции оставлено без изменения.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся по делу судебные постановления и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Согласно ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.
Семейная жизнь в понимании ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентной практики Европейского Суда по правам человека охватывает существование семейных связей как между супругами, так и между родителями и детьми.
Статьей 38 Конституции Российской Федерации и в корреспондирующей ей ст. 1 СК РФ предусмотрено, что семья, материнство, отцовство и детство в Российской Федерации находятся под защитой государства.
Семейное законодательство исходит из необходимости укрепления семьи, построения семейных отношений на чувствах взаимной любви и уважения, взаимопомощи и ответственности перед семьей всех ее членов, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи, обеспечения беспрепятственного осуществления членами семьи своих прав, возможности судебной защиты этих прав (п. 1 ст. 1 СК РФ).
В п. 1 ст. 150 ГК РФ определено, что жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, неприкосновенность жилища, личная и семейная тайна, свобода передвижения, свобода выбора места пребывания и жительства, имя гражданина, авторство, иные нематериальные блага, принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы иным способом.
Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда. При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями гражданина, которому причинен вред (ст. 151 ГК РФ).
В силу п. 1 ст. 1099 ГК РФ основания и размер компенсации гражданину морального вреда определяются правилами, предусмотренными гл. 59 (ст. 1064 — 1101 ГК РФ) и ст. 151 ГК РФ.
Согласно п. 1 ст. 1064 ГК РФ, определяющей общие основания гражданско-правовой ответственности за причинение вреда, вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред. Законом обязанность возмещения вреда может быть возложена на лицо, не являющееся причинителем вреда.
Как разъяснено в п. 1 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1994 г. N 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» (в редакции постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 6 февраля 2007 г. N 6) (далее также — постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 20 декабря 1994 г. N 10), суду следует выяснять характер взаимоотношений сторон и какими правовыми нормами они регулируются, а также устанавливать, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий, при каких обстоятельствах и какими действиями (бездействием) они нанесены, степень вины причинителя, какие нравственные или физические страдания перенесены потерпевшим, в какой сумме он оценивает их компенсацию и другие обстоятельства, имеющие значение для разрешения конкретного спора. Одним из обязательных условий наступления ответственности за причинение морального вреда является вина причинителя. Исключение составляют случаи, прямо предусмотренные законом.
Судом установлено, что учащийся школы К. на момент причинения вреда 1 ноября 2016 г. являлся несовершеннолетним, не достигшим четырнадцати лет (малолетним).
В соответствии с п. 1 ст. 1073 ГК РФ за вред, причиненный несовершеннолетним, не достигшим четырнадцати лет (малолетним), отвечают его родители (усыновители) или опекуны, если не докажут, что вред возник не по их вине.
Если малолетний гражданин причинил вред во время, когда он временно находился под надзором образовательной организации, медицинской организации или иной организации, обязанных осуществлять за ним надзор, либо лица, осуществлявшего надзор над ним на основании договора, эта организация либо это лицо отвечает за причиненный вред, если не докажет, что вред возник не по их вине при осуществлении надзора (п. 3 ст. 1073 ГК РФ).
Указанной правовой нормой устанавливается презумпция виновности образовательного или иного учреждения, обязанного осуществлять надзор за малолетним, причинившим вред во время нахождения под надзором данного учреждения.
В силу положений Федерального закона от 29 декабря 2012 г. N 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» образовательная организация обязана осуществлять свою деятельность в соответствии с законодательством об образовании, в том числе создавать безопасные условия обучения, воспитания обучающихся, присмотра и ухода за обучающимися, их содержания в соответствии с установленными нормами, обеспечивающими жизнь и здоровье обучающихся, работников образовательной организации (п. 2 ч. 6 ст. 28).
Образовательная организация несет ответственность в установленном законодательством Российской Федерации порядке за невыполнение или ненадлежащее выполнение функций, отнесенных к ее компетенции, а также за жизнь и здоровье обучающихся, работников образовательной организации (ч. 7 ст. 28 названного выше федерального закона).
Приказом Министерства образования и науки Российской Федерации от 11 мая 2016 г. N 536 утверждены Особенности режима рабочего времени и времени отдыха педагогических и иных работников организаций, осуществляющих образовательную деятельность.
В соответствии с п. 2.3 Особенностей режима рабочего времени и времени отдыха педагогических и иных работников организаций, осуществляющих образовательную деятельность, при составлении графика дежурств в организации работников, ведущих преподавательскую работу, в период проведения занятий, до их начала и после окончания занятий, учитываются сменность работы организации, режим рабочего времени каждого работника, ведущего преподавательскую работу, в соответствии с расписанием занятий, общим планом мероприятий, а также другие особенности работы, с тем чтобы не допускать случаев длительного дежурства работников, ведущих преподавательскую работу, и дежурства в дни, когда учебная (тренировочная) нагрузка отсутствует или незначительна. В дни работы работники, ведущие преподавательскую работу, привлекаются к дежурству в организации не ранее чем за 20 минут до начала занятий и не позднее 20 минут после окончания их последнего занятия.
В абзаце третьем п. 14 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 26 января 2010 г. N 1 «О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина» разъяснено, что в случае причинения вреда малолетним (в том числе и самому себе) в период его временного нахождения в образовательной организации (например, в детском саду, общеобразовательной школе, гимназии, лицее), медицинской организации (например, в больнице, санатории) или иной организации, осуществлявших за ним в этот период надзор, либо у лица, осуществлявшего надзор за ним на основании договора, эти организации или лицо обязаны возместить причиненный малолетним вред, если не докажут, что он возник не по их вине при осуществлении надзора.
В п. 16 названного постановления указано, что родители (усыновители), опекуны, попечители, а также организация для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, в которую несовершеннолетний был помещен под надзор (ст. 155.1 СК РФ), отвечают в соответствии с пп. 1 и 2 ст. 1073, п. 2 ст. 1074 ГК РФ за вред, причиненный несовершеннолетним, если с их стороны имело место безответственное отношение к его воспитанию и неосуществление должного надзора за ним (попустительство или поощрение озорства, хулиганских и иных противоправных действий, отсутствие к нему внимания и т.п.). Образовательные, медицинские и иные организации, где малолетний временно находился, а также лица, осуществляющие над ним надзор на основании договора (п. 3 ст. 1073 ГК РФ), отвечают только за неосуществление должного надзора за малолетним в момент причинения им вреда. При предъявлении требований о возмещении вреда, причиненного малолетним в период его временного нахождения под надзором образовательной, медицинской или иной организации либо лица, осуществляющего над ним надзор на основании договора, суды должны учитывать, что пределы ответственности родителей (усыновителей), опекунов, попечителей, организаций для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, а также образовательных, медицинских и иных организаций либо лица, осуществляющего над малолетним надзор на основании договора, на которых в силу ст. 1073 ГК РФ может быть возложена обязанность по возмещению вреда, различны.
Из приведенных нормативных положений и разъяснений Пленума Верховного Суда Российской Федерации следует, что образовательная организация (образовательное учреждение), где несовершеннолетний (малолетний) временно находился, отвечает за вред, причиненный несовершеннолетним, если она не осуществляла должный надзор за ним в момент причинения вреда. Обязанность по надлежащему надзору за несовершеннолетними должна осуществляться образовательной организацией не только во время пребывания малолетнего в стенах образовательного учреждения, но и на его территории, закрепленной за этим учреждением в установленном порядке. Если малолетний причинил вред, находясь под надзором образовательного учреждения, то это образовательное учреждение предполагается виновным в причинении вреда и обязано возместить вред, если не докажет, что вред возник не по его вине.
Согласно справке, выданной отделом опеки и попечительства администрации муниципального района, М. и А. не являются опекунами, попечителями, приемными родителями, данная семья, имеющая на иждивении троих несовершеннолетних детей, на профилактическом учете в отделе опеки и попечительства как неблагополучная не состоит.
Применительно к спорным отношениям в соответствии с действующим правовым регулированием школа должна доказать отсутствие своей вины в причинении морального вреда малолетнему учащемуся И., находившемуся на территории школы непосредственно после окончания занятий (не позднее 20 минут).
Однако в данном деле суды первой и апелляционной инстанций неправильно истолковали и применили к спорным отношениям нормы материального права, вследствие чего пришли к ошибочному выводу о том, что малолетние дети выбыли из-под контроля образовательного учреждения, в связи с чем школа не может нести гражданско-правовую ответственность за совершенные К. действия.
Рассматривая требования Е. о компенсации морального вреда, суды исходили из того, что причинение вреда несовершеннолетнему И. произошло после окончания уроков и завершения учебного процесса, каких-либо школьных мероприятий на территории участка, находящегося в пользовании школы, не проводилось, а администрацией учебного заведения не принимались обязательства в отношении учащихся по их сопровождению до дома после окончания учебного времени и контроля за их поведением либо иные обязательства по передаче учащихся их родителям.
Между тем образовательные и иные организации, где малолетний временно находился в силу п. 3 ст. 1073 ГК РФ отвечают за неосуществление должного надзора за малолетним в момент причинения им вреда. Такой надзор должен осуществляться в течение всего периода нахождения малолетних в образовательном учреждении, в том числе и на закрепленной за образовательным учреждением территории.
Судебные инстанции не учли, что несовершеннолетним К. вред несовершеннолетнему И. был причинен на территории школы непосредственно после окончания учебных занятий, то есть в период, когда несовершеннолетние должны находиться под надзором образовательного учреждения, и, соответственно, к спорным отношениям подлежат применению положения п. 3 ст. 1073 ГК РФ.
Таким образом, судами первой и апелляционной инстанций допущена ошибка в применении и толковании норм материального права, определяющих ответственность за вред, причиненный несовершеннолетним, не достигшим 14 лет, во время нахождения его под временным надзором образовательной организации, в результате чего юридически значимые обстоятельства по делу определены и установлены не были, предметом исследования и оценки судов не являлись.
Судебными инстанциями при рассмотрении дела допущено и существенное нарушение норм процессуального права.
Истцом Е. в интересах несовершеннолетнего сына И. заявлено требование о компенсации морального вреда в соответствии со ст. 1073 ГК РФ.
В силу абзаца четвертого ст. 148 и п. 4 ч. 1 ст. 150 ГПК РФ судья при подготовке дела к судебному разбирательству разрешает вопрос о составе лиц, участвующих в деле, и других участников процесса и о вступлении в дело соистцов, соответчиков и третьих лиц без самостоятельных требований относительно предмета спора, а также разрешает вопросы о замене ненадлежащего ответчика.
Согласно абзацу второму ч. 3 ст. 40 ГПК РФ в случае невозможности рассмотрения дела без участия соответчика или соответчиков в связи с характером спорного правоотношения суд привлекает его или их к участию в деле по своей инициативе.
Исходя из подлежащих применению норм материального права, регулирующих спорные отношения, суду первой инстанции надлежало поставить на обсуждение сторон вопрос о привлечении к участию в деле в качестве соответчика образовательного учреждения, которое в соответствии с п. 3 ст. 1073 ГК РФ отвечает за причиненный вред малолетнему гражданину во время, когда он временно находился под надзором образовательного учреждения.
Однако суд в нарушение приведенных выше норм процессуального законодательства рассмотрел данное дело по иску Е. в интересах несовершеннолетнего сына И. к М. и А. о компенсации морального вреда без привлечения к участию в деле в качестве соответчика школы.
Определение N 77-КГ19-10
Разрешение споров, возникающих из жилищных отношений
10. Дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, лица из их числа признаются нуждающимися в жилом помещении, предоставляемом по договору найма специализированного жилого помещения, в случаях, если они не являются нанимателями или членами семей нанимателей жилых помещений по договорам социального найма либо собственниками жилых помещений. Возможность проживания указанных лиц в жилом помещении, собственником которого они не являются, правового значения не имеет.
Г. обратилась в суд с иском к Комиссии по решению жилищных вопросов детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, лиц из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, Департаменту городского имущества г. Москвы о признании решения об отказе в предоставлении жилого помещения незаконным, о признании права на жилое помещение, возложении обязанности предоставить жилое помещение, указав, что относится к категории лиц из числа детей-сирот, оставшихся без попечения родителей, — родители умерли, распоряжением главы управы района от 2 ноября 2001 г. опекуном истца назначена ее бабушка Б. Этим же распоряжением за Г. сохранено жилое помещение, в котором она зарегистрирована с рождения и которое принадлежит на праве собственности Б. Однако фактически Г. в указанную квартиру не вселялась, проживая у своей прабабушки К. в квартире по другому адресу. Распоряжением Департамента социальной защиты населения г. Москвы от 7 сентября 2015 г. Г. включена в список детей, подлежащих обеспечению жилыми помещениями из специализированного жилищного фонда г. Москвы для детей-сирот по договорам найма специализированных жилых помещений, однако 10 ноября 2016 г. решением Комиссии по решению жилищных вопросов детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, лиц из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, Г. в предоставлении жилого помещения отказано в связи с отсутствием обстоятельств, при которых проживание Г. в занимаемом жилом помещении противоречит ее интересам. Полагала, что данное решение Комиссии является незаконным.
Разрешая спор и принимая решение об отказе в удовлетворении исковых требований Г., суд первой инстанции, с которым согласился суд апелляционной инстанции, исходил из того, что истец имеет право пользования квартирой, в которой она зарегистрирована, а доказательств, свидетельствующих о том, что ее проживание в жилом помещении по указанному адресу невозможно по каким-либо основаниям, представлено не было.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся по делу судебные постановления и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Частью 3 ст. 40 Конституции Российской Федерации закреплена обязанность государства обеспечить дополнительные гарантии жилищных прав путем предоставления жилища бесплатно или за доступную плату из государственных, муниципальных и других жилищных фондов в соответствии с установленными законом нормами не любым, а малоимущим и иным указанным в законе гражданам, нуждающимся в жилище.
Согласно ч. 1 ст. 109 ЖК РФ предоставление жилых помещений детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, лицам из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, по договорам найма специализированных жилых помещений осуществляется в соответствии с законодательством Российской Федерации и законодательством субъектов Российской Федерации.
Базовым нормативным правовым актом, регулирующим право детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, на обеспечение жилыми помещениями, является Федеральный закон от 21 декабря 1996 г. N 159-ФЗ «О дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» (далее — Федеральный закон от 21 декабря 1996 г. N 159-ФЗ), который определяет общие принципы, содержание и меры государственной поддержки лиц данной категории.
В соответствии со ст. 1 Федерального закона от 21 декабря 1996 г. N 159-ФЗ лицами из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, признаются лица в возрасте от 18 до 23 лет, у которых, когда они находились в возрасте до 18 лет, умерли оба или единственный родитель, а также которые остались без попечения единственного или обоих родителей и имеют в соответствии с этим федеральным законом право на дополнительные гарантии по социальной поддержке.
Согласно п. 1 ст. 8 Закона детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, лицам из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, которые не являются нанимателями жилых помещений по договорам социального найма или членами семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма либо собственниками жилых помещений, а также детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, лицам из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, которые являются нанимателями жилых помещений по договорам социального найма или членами семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма либо собственниками жилых помещений, в случае, если их проживание в ранее занимаемых жилых помещениях признается невозможным, органом исполнительной власти субъекта Российской Федерации, на территории которого находится место жительства указанных лиц, в порядке, установленном законодательством этого субъекта Российской Федерации, однократно предоставляются благоустроенные жилые помещения специализированного жилищного фонда по договорам найма специализированных жилых помещений.
Жилые помещения предоставляются лицам, указанным в абзаце первом названного выше пункта, по достижении ими возраста 18 лет, а также в случае приобретения ими полной дееспособности до достижения совершеннолетия. В случаях, предусмотренных законодательством субъектов Российской Федерации, жилые помещения могут быть предоставлены лицам, указанным в абзаце первом поименованного пункта, ранее чем по достижении ими возраста 18 лет (абзац второй п. 1).
Пунктом 8 ст. 8 Закона установлено, что дополнительные гарантии прав детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, лиц из числа детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, на имущество и жилое помещение относятся к расходным обязательствам субъекта Российской Федерации.
Отношения, связанные с установлением дополнительных гарантий по социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, лиц из их числа в г. Москве регулируются Законом г. Москвы от 30 ноября 2005 г. N 61 «О дополнительных гарантиях по социальной поддержке детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей в городе Москве», в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 13 которого детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, лицам из их числа, местом жительства которых является г. Москва, которые не являются нанимателями жилых помещений по договорам социального найма или членами семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма либо собственниками жилых помещений, а также детям-сиротам и детям, оставшимся без попечения родителей, лицам из их числа, местом жительства которых является г. Москва, которые являются нанимателями жилых помещений по договорам социального найма или членами семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма либо собственниками жилых помещений, в случае, если их проживание в ранее занимаемых жилых помещениях признается невозможным, в соответствии с федеральным законодательством и в порядке, установленном Правительством Москвы, однократно предоставляются благоустроенные жилые помещения из специализированного жилищного фонда г. Москвы по договорам найма специализированных жилых помещений, если местом выявления и первичного устройства ребенка на воспитание в семью или в организацию для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, или местом регистрации их рождения является г. Москва.
Из приведенных выше норм следует, что дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, лица из их числа признаются нуждающимися в жилом помещении, предоставляемом по договору найма специализированного жилого помещения, в случаях, если они не являются нанимателями или членами семей нанимателей жилых помещений по договорам социального найма либо собственниками жилых помещений.
Между тем положения указанных норм права судом учтены не были.
Как видно из дела, истец ни собственником жилого помещения, ни нанимателем жилого помещения по договору социального найма или членом семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма, не является, зарегистрирована в квартире своей бабушки Б., принадлежащей ей на праве единоличной собственности.
Отказывая в удовлетворении исковых требований Г., суд сослался на отсутствие доказательств, свидетельствующих о невозможности проживания истца в жилом помещении опекуна.
Однако применительно к указанным выше нормам права возможность проживания детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, и лиц из их числа в жилом помещении, собственником которого они не являются, правового значения не имеет.
Суд также не учел, что длительность проживания в квартире опекуна зависит от усмотрения последнего, который вправе по своему усмотрению распорядиться принадлежащим ему на праве собственности имуществом.
Кроме того, приходя к выводу об отказе в удовлетворении исковых требований, суд сослался на положения ч. 2 ст. 57 ЖК РФ и ст. 8 Федерального закона от 21 декабря 1996 г. N 159-ФЗ (в редакции Федерального закона от 22 августа 2004 г. N 122-ФЗ, действующей, как указал суд, на момент достижения истцом совершеннолетия).
Однако в связи с принятием Федерального закона от 29 февраля 2012 г. N 15-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части обеспечения жилыми помещениями детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей», который согласно ст. 4 вступил в силу 1 января 2013 г., редакция ст. 8 Федерального закона от 21 декабря 1996 г. N 159-ФЗ, которой руководствовался суд при принятии решения, утратила силу.
При таких обстоятельствах вывод суда об отказе в иске Г. признан неправильным.
Определение N 5-КГ18-318
11. При рассмотрении споров о предоставлении вне очереди жилого помещения по договору социального найма гражданам, страдающим тяжелыми формами хронических заболеваний, судам следует устанавливать надлежащего ответчика по делу, на котором лежит обязанность по обеспечению нуждающихся в жилых помещениях малоимущих граждан жилыми помещениями.
С., действующая в интересах несовершеннолетнего Б., обратилась в суд с иском к администрации муниципального района и администрации сельского поселения муниципального района о предоставлении благоустроенного жилого помещения в черте сельского поселения во внеочередном порядке по договору социального найма на семью из одного человека.
В обоснование иска С. указала, что она совместно со своим несовершеннолетним сыном проживает в жилом доме общей площадью 69,2 кв. м, принадлежащем на праве собственности ее матери Г. Всего в доме проживает и зарегистрировано 5 человек.
Б. относится к категории «ребенок-инвалид», страдает заболеванием, входящим в перечень тяжелых форм хронических заболеваний, при которых невозможно совместное проживание граждан в одной квартире, утвержденный постановлением Правительства Российской Федерации от 16 июня 2006 г. N 378 «Об утверждении перечня тяжелых форм хронических заболеваний, при которых невозможно совместное проживание граждан в одной квартире», действовавшим на момент возникновения спорных правоотношений, что является основанием для предоставления жилого помещения во внеочередном порядке.
В 2015 г. постановлением главы муниципального района истец в составе семьи из двух человек принята на учет в качестве нуждающейся в жилом помещении, однако до настоящего времени жильем не обеспечена.
Разрешая спор и частично удовлетворяя исковые требования, суд первой инстанции исходил из того, что Б. страдает заболеванием, включенным в перечень тяжелых форм хронических заболеваний, при которых невозможно совместное проживание граждан в одной квартире, в связи с чем на основании п. 3 ч. 2 ст. 57 ЖК РФ он подлежит обеспечению жилым помещением во внеочередном порядке. При этом, руководствуясь положениями Закона Самарской области от 11 июля 2006 г. N 87-ГД «Об обеспечении жилыми помещениями отдельных категорий граждан, проживающих на территории Самарской области», Закона Самарской области от 24 октября 2006 г. N 115-ГД «О наделении органов местного самоуправления на территории Самарской области отдельными государственными полномочиями по обеспечению жилыми помещениями отдельных категорий граждан, а также по постановке на учет и учету граждан, выехавших из районов Крайнего Севера и приравненных к ним местностей», суд пришел к выводу о том, что обязанность по предоставлению жилого помещения должна быть возложена на администрацию муниципального района.
Суд апелляционной инстанции, соглашаясь с выводом суда первой инстанции о наличии у Б. права на обеспечение жилым помещением по договору социального найма во внеочередном порядке, отменил решение суда в части возложения обязанности поставить Б. на учет в качестве нуждающегося в жилом помещении, поскольку такое требование истцом заявлено не было.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся по делу судебные постановления и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, указав следующее.
В силу ч. 3 ст. 40 Конституции Российской Федерации малоимущим, иным указанным в законе гражданам, нуждающимся в жилище, оно предоставляется бесплатно или за доступную плату из государственных, муниципальных и других жилищных фондов в соответствии с установленными законом нормами.
В ст. 17 Федерального закона от 24 ноября 1995 г. N 181-ФЗ «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» определено, что инвалиды и семьи, имеющие детей-инвалидов, нуждающиеся в улучшении жилищных условий, принимаются на учет и обеспечиваются жилыми помещениями в порядке, предусмотренном законодательством Российской Федерации и законодательством субъектов Российской Федерации.
Инвалиды и семьи, имеющие детей-инвалидов, нуждающиеся в улучшении жилищных условий, вставшие на учет после 1 января 2005 г., обеспечиваются жилым помещением в соответствии с жилищным законодательством Российской Федерации.
Согласно ч. 1 ст. 57 ЖК РФ жилые помещения предоставляются гражданам, состоящим на учете в качестве нуждающихся в жилых помещениях, в порядке очередности исходя из времени принятия таких граждан на учет.
Между тем для отдельных категорий граждан законодатель предусмотрел возможность предоставления жилого помещения по договорам социального найма во внеочередном порядке.
Пунктом 3 ч. 2 ст. 57 ЖК РФ предусмотрено, что вне очереди жилые помещения по договорам социального найма предоставляются гражданам, страдающим тяжелыми формами хронических заболеваний, при которых совместное проживание с ними в одной квартире невозможно и которые указаны в перечне, утверждаемом уполномоченным Правительством Российской Федерации органом.
Данная норма устанавливает особый (льготный) порядок реализации жилищных прав указанных в ней категорий граждан при условии соблюдения общих требований жилищного законодательства применительно к предоставлению жилых помещений по договорам социального найма и подтверждения объективной нуждаемости в жилом помещении (ч. 2 ст. 49, ч. 1 ст. 52 ЖК РФ).
Порядок предоставления жилых помещений из муниципального жилищного фонда предусмотрен чч. 3, 4 ст. 57 ЖК РФ, согласно которым жилые помещения по договорам социального найма предоставляются по решению органа местного самоуправления. Решение о предоставлении жилья по договору социального найма является основанием заключения соответствующего договора социального найма.
В силу п. 5 ч. 1 ст. 14 ЖК РФ предоставление малоимущим гражданам по договорам социального найма жилых помещений муниципального жилищного фонда относится к полномочиям органов местного самоуправления.
Как следует из ч. 1 ст. 2 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» (далее — Федеральный закон от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ), органы местного самоуправления — это избираемые непосредственно населением и (или) образуемые представительным органом муниципального образования органы, наделенные собственными полномочиями по решению вопросов местного значения. Муниципальное образование состоит из городского или сельского поселения, муниципального района, городского округа, городского округа с внутригородским делением, внутригородского района либо внутригородской территории города федерального значения.
Полномочия каждого из органов местного самоуправления определены в ст. 14 — 16.2 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ.
В соответствии с п. 6 ч. 1 ст. 14 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ обеспечение проживающих в поселении и нуждающихся в жилых помещениях малоимущих граждан жилыми помещениями, организация строительства и содержания муниципального жилищного фонда, создание условий для жилищного строительства, осуществление муниципального жилищного контроля, а также иных полномочий органов местного самоуправления в соответствии с жилищным законодательством относятся к вопросам местного значения городского поселения.
В ч. 3 ст. 14 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ закреплен минимальный гарантированный перечень вопросов местного значения сельского поселения. В указанный перечень включены вопросы, предусмотренные пп. 1 — 3, 9, 10, 12, 14, 17, 19 (за исключением использования, охраны, защиты, воспроизводства городских лесов, лесов особо охраняемых природных территорий, расположенных в границах населенных пунктов поселения), 21, 28, 30, 33 ч. 1 ст. 14 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ. Законами субъекта Российской Федерации и принятыми в соответствии с ними уставом муниципального района и уставами сельских поселений за сельскими поселениями могут закрепляться также другие вопросы из числа предусмотренных ч. 1 названной статьи вопросов местного значения городских поселений (за исключением вопроса местного значения, предусмотренного п. 23 ч. 1 указанной статьи).
В силу ч. 4 ст. 14 этого же закона только в случае отсутствия указания об отнесении иных вопросов местного значения, предусмотренных ч. 1 данной статьи для городских поселений, к вопросам местного значения сельских поселений в соответствии с ч. 3 поименованной статьи они решаются на территориях сельских поселений органами местного самоуправления соответствующих муниципальных районов. В этих случаях данные вопросы являются вопросами местного значения муниципальных районов.
Согласно ч. 3 ст. 14 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ и ст. 1 Закона Самарской области от 3 октября 2014 г. N 86-ГД «О закреплении вопросов местного значения за сельскими поселениями Самарской области» обеспечение проживающих в поселении и нуждающихся в жилых помещениях малоимущих граждан жилыми помещениями, организация строительства и содержания муниципального жилищного фонда, создание условий для жилищного строительства, осуществление муниципального жилищного контроля, а также иных полномочий органов местного самоуправления в соответствии с жилищным законодательством являются вопросами местного значения сельского поселения.
Закон Самарской области от 3 октября 2014 г. N 86-ГД «О закреплении вопросов местного значения за сельскими поселениями Самарской области» закрепил за сельскими поселениями Самарской области вопросы местного значения, предусмотренные пп. 4 — 8, 11, 13, 13.1, 15, 18, 19 (частично), 20 (частично), 22, 24 — 27, 31, 32, 33.1 — 39 ч. 1 ст. 14 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ.
Во исполнение ч. 3 ст. 14 Федерального закона от 6 октября 2003 г. N 131-ФЗ и Закона Самарской области от 3 октября 2014 г. N 86-ГД «О закреплении вопросов местного значения за сельскими поселениями Самарской области» в уставе сельского поселения муниципального района предусмотрены обязанность поселения по обеспечению проживающих в поселении и нуждающихся в жилых помещениях малоимущих граждан жилыми помещениями, организация строительства и содержания муниципального жилищного фонда, создание условий для жилищного строительства, осуществление муниципального жилищного контроля, а также иных полномочий органов местного самоуправления в соответствии с жилищным законодательством.
Таким образом, областное законодательство относит решение вопросов жилищного законодательства к компетенции сельских поселений.
С учетом этого суду следовало установить, кто является надлежащим ответчиком по делу, на котором лежит обязанность по обеспечению проживающих в поселении и нуждающихся в жилых помещениях малоимущих граждан жилыми помещениями.
Однако судами первой и апелляционной инстанций этого сделано не было.
Определение N 46-КГ19-2
Разрешение споров, возникающих из наследственных отношений
12. Отсутствие на момент смерти наследодателя регистрации принадлежащего ему транспортного средства в органах ГИБДД не является препятствием к его наследованию.
К.Е. обратился в суд с иском к управлению Росимущества о включении автомобиля в наследственную массу и признании права собственности в порядке наследования на автомобиль, ссылаясь на то, что он является наследником К.Л., умершей 6 августа 2017 г., которой при жизни на праве собственности принадлежал автомобиль 1967 г. выпуска. 30 января 2010 г. указанный автомобиль был снят собственником с регистрационного учета для продажи, однако продан не был. В выдаче свидетельства о праве собственности в порядке наследования на автомобиль нотариус отказал, указав на то, что право собственности наследодателя на автомобиль не зарегистрировано в установленном действующим законодательством порядке. На основании изложенного истец считает, что спорный автомобиль подлежит включению в состав наследственного имущества, оставшегося после смерти К.Л.
Разрешая спор и отказывая К.Е. в удовлетворении исковых требований, суд первой инстанции указал на то, что доказательств фактического содержания истцом наследственного имущества (пользование им транспортным средством, уплаты транспортного налога) не представлено, в связи с чем пришел к выводу о необоснованности довода истца о принятии в качестве наследства транспортного средства. Кроме того, не представлено доказательств принадлежности автомобиля наследодателю на момент смерти ввиду того, что автомобиль не находится на регистрационном учете транспортных средств.
Апелляционным определением решение суда оставлено без изменения.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, признавая состоявшиеся по делу судебные постановления вынесенными с нарушением норм материального права и направляя дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, указала следующее.
В соответствии с п. 2 ст. 218 ГК РФ право собственности на имущество, которое имеет собственника, может быть приобретено другим лицом на основании договора купли-продажи, мены, дарения или иной сделки об отчуждении этого имущества. В случае смерти гражданина право собственности на принадлежавшее ему имущество переходит по наследству к другим лицам в соответствии с завещанием или законом.
Согласно ст. 1112 ГК РФ в состав наследства входят принадлежавшие наследодателю на день открытия наследства вещи, иное имущество, в том числе имущественные права и обязанности.
Для приобретения наследства наследник должен его принять (п. 1 ст. 1152 ГК РФ).
В силу п. 2 ст. 1152 ГК РФ принятие наследником части наследства означает принятие всего причитающегося ему наследства, в чем бы оно ни заключалось и где бы оно ни находилось.
Способы принятия наследства определены ст. 1153 ГК РФ, п. 1 данной статьи установлено, что принятие наследства осуществляется подачей по месту открытия наследства нотариусу или уполномоченному в соответствии с законом выдавать свидетельства о праве на наследство должностному лицу заявления наследника о принятии наследства либо заявления наследника о выдаче свидетельства о праве на наследство.
Из письменного ответа на запрос нотариуса усматривается, что наследство, открытое к имуществу К.Л., принято ее сыном К.Е. путем подачи нотариусу по месту открытия наследства заявления о принятии наследства в установленный законом срок.
Вывод судов о том, что препятствием к наследованию автомобиля является отсутствие его регистрации на учете транспортных средств на момент смерти наследодателя, является ошибочным.
КонсультантПлюс: примечание.
ФЗ от 03.08.2018 N 283-ФЗ п. 3 ст. 15 изложен в новой редакции.
Согласно п. 3 ст. 15 Федерального закона от 10 декабря 1995 г. N 196-ФЗ «О безопасности дорожного движения» допуск транспортных средств, предназначенных для участия в дорожном движении на территории Российской Федерации, за исключением транспортных средств, участвующих в международном движении или ввозимых на территорию Российской Федерации на срок не более шести месяцев, осуществляется в соответствии с законодательством Российской Федерации путем регистрации транспортных средств и выдачи соответствующих документов.
В соответствии с п. 3 постановления Правительства Российской Федерации от 12 августа 1994 г. N 938 «О государственной регистрации автомототранспортных средств и других видов самоходной техники на территории Российской Федерации» собственники транспортных средств либо лица, от имени собственников владеющие, пользующиеся или распоряжающиеся на законных основаниях транспортными средствами, обязаны в установленном порядке зарегистрировать их или изменить регистрационные данные в Государственной инспекции, или военных автомобильных инспекциях (автомобильных службах), или органах гостехнадзора в течение срока действия регистрационного знака «Транзит» или в течение 10 суток после приобретения, выпуска в соответствии с таможенным законодательством Таможенного союза и законодательством Российской Федерации о таможенном деле, снятия с учета транспортных средств, замены номерных агрегатов или возникновения иных обстоятельств, потребовавших изменения регистрационных данных.
Аналогичные положения также содержатся в п. 4 приказа МВД России от 24 ноября 2008 г. N 1001 «О порядке регистрации транспортных средств».
Приведенными выше законоположениями предусмотрена регистрация самих автомототранспортных средств, обусловливающая их допуск к участию в дорожном движении.
При этом регистрация указанных транспортных средств носит учетный характер и не служит основанием для возникновения на них права собственности.
Таким образом, снятие спорного автомобиля с регистрационного учета не свидетельствует о прекращении права собственности на него.
В подтверждение факта нахождения автомобиля в собственности К.Л. на момент смерти представлен паспорт транспортного средства, выданный органом ГИБДД 9 апреля 2012 г., в котором она указана в качестве собственника автомобиля.
Каких-либо данных, свидетельствующих о переходе права собственности на автомобиль от К.Л. к иному лицу, материалы дела не содержат.
Отчет об оценке рыночной стоимости автомобиля, составленный 8 ноября 2017 г. по заказу К.Е., свидетельствует о фактическом нахождении автомобиля во владении наследника. Указанное обстоятельство в суде не оспаривалось. К.Е. в суде пояснил, что машина постоянно находится в гараже.
При указанных обстоятельствах Судебная коллегия с выводами судов об отсутствии правовых оснований для включения в наследство спорного транспортного средства не согласилась.
Определение N 18-КГ19-9
13. Срок исковой давности по требованию о признании недействительным завещания, совершенного гражданином, не способным понимать значение своих действий и руководить ими, начинает течь со дня, когда заинтересованное лицо узнало или должно было узнать об обстоятельствах, являющихся основанием для признания завещания недействительным.
До признания последующего завещания недействительным предыдущее завещание не влечет наступления правовых последствий в связи с открытием наследства.
М.Р. обратился в суд с иском к М.Г., Р. и Г. о признании завещания недействительным, компенсации морального вреда. В обоснование иска указал, что является внуком Г.М., умершей 4 декабря 2013 г., и ее наследником по праву представления. По завещанию от 10 июня 2011 г. Г.М. все имущество завещала сыну Р.М., приходящемуся истцу дядей. 18 июля 2014 г. Р.М. умер, его наследниками являются супруга М.Г. и дети — Р. и Г. Решением районного суда от 12 мая 2016 г. указанное завещание признано недействительным. 22 ноября 2016 г. нотариус сообщил истцу о наличии составленного 17 июля 2010 г. завещания, по которому Г.М. все имущество завещала Р.М.
Истец полагал, что вследствие заболевания (с 2009 г. Г.М. состояла на учете в психоневрологическом диспансере) Г.М. на момент составления и подписания завещания от 17 июля 2010 г. не могла понимать значение своих действий и руководить ими, а само завещание было составлено под давлением ее сына Р.М.
Как установлено судом и следует из материалов дела, 4 декабря 2013 г. умерла бабушка истца — Г.М.
Г.М. оформила два нотариально удостоверенных завещания: от 17 июля 2010 г. и 10 июня 2011 г., которыми все имущество завещала своему сыну Р.М.
После смерти Г.М. в установленный законом срок Р.М. обратился к нотариусу с заявлением о принятии наследства по завещанию.
18 июля 2014 г. Р.М. умер. После смерти Р.М. наследниками первой очереди по закону являются дети и супруга Р.М. — ответчики по делу.
Решением районного суда от 19 февраля 2015 г., вступившим в законную силу 25 марта 2015 г., М.Р. восстановлен срок для принятия наследства, открывшегося после смерти Г.М. Указанным решением суда установлено, что М.Р., как внук наследодателя, является наследником по праву представления.
Вступившим в законную силу решением суда от 12 мая 2016 г. завещание Г.М., составленное 10 июня 2011 г., признано недействительным.
Разрешая спор и отказывая в удовлетворении исковых требований М.Р. о признании завещания недействительным в связи с истечением срока исковой давности, о применении которого заявлено одним из ответчиков, суд первой инстанции исходил из того, что указанный срок следует исчислять с даты вступления в законную силу решения суда о восстановлении М.Р. срока для принятия наследства, то есть с 25 марта 2015 г., поскольку именно с этого момента истец должен был узнать о наличии завещания от 17 июля 2010 г.
Суд апелляционной инстанции согласился с выводами суда первой инстанции.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила состоявшиеся по делу судебные акты в части по следующим основаниям.
В силу п. 5 ст. 1118 ГК РФ завещание является односторонней сделкой, которая создает права и обязанности после открытия наследства.
Согласно п. 1 ст. 1131 ГК РФ при нарушении положений названного кодекса, влекущих недействительность завещания, в зависимости от основания недействительности завещание является недействительным в силу признания его таковым судом (оспоримое завещание) или независимо от такого признания (ничтожное завещание).
Завещание может быть признано судом недействительным по иску лица, права или законные интересы которого нарушены этим завещанием.
Оспаривание завещания до открытия наследства не допускается (п. 1 ст. 1131 ГК РФ).
Поскольку завещание является сделкой, к нему применимы общие нормы права о действительности либо недействительности сделок.
В соответствии с п. 1 ст. 177 ГК РФ сделка, совершенная гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в момент ее совершения в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими, может быть признана судом недействительной по иску этого гражданина либо иных лиц, чьи права или охраняемые законом интересы нарушены в результате ее совершения.
Пунктом 2 ст. 181 ГК РФ определено, что годичный срок исковой давности по искам о признании недействительной оспоримой сделки следует исчислять со дня, когда истец узнал или должен был узнать об обстоятельствах, являющихся основанием для признания сделки недействительной.
Таким образом, срок исковой давности по иску о признании недействительным завещания, совершенного гражданином, не способным понимать значение своих действий и руководить ими, начинает течь со дня, когда заинтересованное лицо узнало или должно было узнать об обстоятельствах, являющихся основанием для признания завещания недействительным.
Исчисляя срок исковой давности со дня вступления в законную силу решения суда от 19 февраля 2015 г., которым М.Р. восстановлен срок для принятия наследства, суд первой инстанции исходил из того, что именно с этого момента истец мог реализовать свои наследственные права и своевременно узнать о наличии завещания от 17 июля 2010 г.
Между тем, исчисляя срок исковой давности с момента, когда у истца возникло право на обращение к нотариусу с заявлением о принятии наследства, суды не учли, что первоначально наследование осуществлялось по завещанию от 10 июня 2011 г., поскольку в силу п. 2 ст. 1130 ГК РФ последующее завещание отменяет прежнее завещание. По состоянию на 25 марта 2015 г. и до признания завещания от 10 июня 2011 г. недействительным завещание от 17 июля 2010 г. являлось отмененным, не влекло наступления юридических последствий в связи с открытием наследства и не могло нарушать права истца.
В то время как в силу положений ч. 1 ст. 3 ГПК РФ именно нарушение либо угроза нарушения прав, свобод или законных интересов лица является обязательным условием реализации права на его судебную защиту.
Специальным последствием недействительности завещания является то, что в случае недействительности последующего завещания наследование осуществляется по закону, а в случае наличия ранее составленного завещания — в соответствии с прежним завещанием (п. 3 ст. 1130 и п. 5 ст. 1131 ГК РФ). При этом не имеют значения основания признания последующего завещания недействительным.
Таким образом, до момента признания недействительным последующего завещания М.Р. не имел права оспаривать отмененное завещание от 17 июля 2010 г.
В силу изложенного суд мог исчислять срок исковой давности по требованию о признании завещания от 17 июля 2010 г. недействительным только после вступления в законную силу решения суда о признании недействительным завещания от 10 июня 2011 г.
Таким образом, неправильное исчисление срока исковой давности привело к принятию неправильного по существу решения в части требования о признании завещания недействительным.
Определение N 11-КГ19-1
Разрешение споров, возникающих из семейных отношений
14. Наличие общего несовершеннолетнего ребенка не является безусловным основанием для отступления от начала равенства долей при разделе имущества бывших супругов.
В случае отступления от начала равенства долей бывших супругов в решении суда должны быть приведены мотивы того, каким образом соблюдаются интересы детей, ради которых и должно произойти данное отступление.
Щ.Ю. обратилась в суд с иском к Щ.Д. о разделе совместно нажитого имущества и взыскании алиментов.
В обоснование своих требований истец указала на то, что в период с 2007 г. состояла с ответчиком в браке. Решением суда от 16 января 2018 г. брак был расторгнут. Стороны имеют несовершеннолетнего сына Щ.И., который после развода родителей проживает с матерью. С Щ.Ю. также проживает ее несовершеннолетняя дочь от предыдущего брака.
В период брака супругами приобретено следующее имущество: автомобиль «Тойота», автомобиль «Мазда», а также земельный участок площадью 1500 кв. м.
Ссылаясь на то, что после расторжения брака оба несовершеннолетних ребенка проживают с матерью, при этом обязанности по содержанию Щ.И. ответчик не исполняет, истец полагала, что при разделе совместно нажитого имущества супругов имеются основания для отступления от начала равенства долей супругов, в связи с чем просила признать за ней право на 2/3 доли в общем имуществе супругов, а за Щ.Д. — 1/3 доли; произвести раздел совместно нажитого имущества следующим образом: передать в ее собственность автомобиль «Тойота» и земельный участок площадью 1500 кв. м, а в собственность ответчика передать автомобиль «Мазда» и взыскать с него в пользу истца денежную компенсацию за превышение стоимости 1/3 доли в общем имуществе, а также взыскать алименты на несовершеннолетнего Щ.И. в размере 1/4 части всех видов заработка ответчика.
Разрешая спор и принимая решение о разделе спорных земельного участка и транспортных средств в равных долях, суд первой инстанции не нашел оснований для отступления от начала равенства долей при разделе имущества бывших супругов, сославшись на отсутствие оснований для удовлетворения данного требования.
При этом, как указал суд, наличие общего несовершеннолетнего ребенка не является безусловным основанием для увеличения супружеской доли, поскольку содержание детей обеспечивается алиментными обязательствами, равно как не является таким основанием и бездействие ответчика в части неисполнения нотариально удостоверенного обязательства по переоформлению доли в квартире, поскольку данная квартира предметом спора по настоящему делу не является, а права истца и детей можно защитить в ином порядке.
Изменяя решение суда в этой части, суд апелляционной инстанции сослался на возможность в отдельных случаях отступить от начала равенства долей супругов, учитывая интересы несовершеннолетних детей и заслуживающие в связи с этим внимания интересы одного из супругов, в связи с чем произвел раздел имущества сторон по предложенному Щ.Ю. варианту.
Суд апелляционной инстанции исходил из разъяснений, содержащихся в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 ноября 1998 г. N 15 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака», согласно которым юридически значимыми обстоятельствами при разрешении вопросов подобного рода является выяснение вопросов о наличии либо об отсутствии оснований для отступления от начала равенства долей супругов в общем имуществе, а также о наличии или об отсутствии оснований для передачи спорного имущества одному из супругов с присуждением другому супругу соответствующей денежной компенсации.
В качестве таких обстоятельств судебная коллегия указала на факт неисполнения ответчиком условия о соблюдении имущественных интересов несовершеннолетних детей, а именно — о передаче им в будущем доли в праве собственности на объект недвижимости — квартиру, а также на наличие личных неприязненных отношений между бывшими супругами как факт, безусловно свидетельствующий о необходимости отступления от начала равенства их долей в совместно нажитом имуществе, сославшись при этом на бытовой конфликт, который завершился примирением сторон при рассмотрении уголовного дела в отношении ответчика.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации признала, что апелляционное определение в части разрешения спора о разделе общего имущества сторон принято с нарушением норм материального и процессуального права и согласиться с ним нельзя по следующим основаниям.
В соответствии с п. 1 ст. 34 СК РФ имущество, нажитое супругами в период брака, является их совместной собственностью.
Правила определения долей супругов в общем имуществе при его разделе и порядок такого раздела, как указано в п. 4 ст. 256 ГК РФ, устанавливаются семейным законодательством.
В п. 3 ст. 38 СК РФ установлено, что при разделе общего имущества супругов суд по требованию супругов определяет, какое имущество подлежит передаче каждому из супругов. В случае, если одному из супругов передается имущество, стоимость которого превышает причитающуюся ему долю, другому супругу может быть присуждена соответствующая денежная или иная компенсация.
В соответствии с ч. 2 ст. 56 ГПК РФ суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для дела, какой стороне надлежит их доказывать, выносит обстоятельства на обсуждение, даже если стороны на какие-либо из них не ссылались.
При этом суд определяет юридически значимые обстоятельства с учетом подлежащих применению норм материального права.
По общему правилу, установленному в ст. 39 СК РФ, при разделе общего имущества супругов и определении долей в этом имуществе доли супругов признаются равными, если иное не предусмотрено договором между супругами.
Суд вправе отступить от начала равенства долей супругов в их общем имуществе исходя из интересов несовершеннолетних детей и (или) исходя из заслуживающего внимания интереса одного из супругов, в частности, в случаях, если другой супруг не получал доходов по неуважительным причинам или расходовал общее имущество супругов в ущерб интересам семьи (п. 2 ст. 39 СК РФ).
Одним из юридически значимых обстоятельств по данному делу являлось выяснение вопроса о наличии либо об отсутствии оснований для отступления от начала равенства долей супругов в общем имуществе, а также о наличии или об отсутствии оснований для передачи спорного имущества одному из супругов с присуждением другому супругу соответствующей денежной компенсации.
В соответствии с разъяснениями, содержащимися в п. 17 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 5 ноября 1998 г. N 15 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел о расторжении брака», при разделе имущества, являющегося общей совместной собственностью супругов, суд в силу п. 2 ст. 39 СК РФ может в отдельных случаях отступить от начала равенства долей супругов, учитывая интересы несовершеннолетних детей и (или) заслуживающие внимания интересы одного из супругов.
Постановление содержит перечень возможных случаев и оснований, которые законодатель понимает как заслуживающие внимания. При этом закон не требует наличия совокупности этих оснований. В частности, таким самостоятельным основанием являются, прежде всего интересы несовершеннолетних детей.
Отступление от начала равенства долей супругов в их общем имуществе исходя из интересов несовершеннолетних детей согласуется также с конституционным принципом, закрепленным в ч. 2 ст. 7, ч. 1 ст. 38 Конституции Российской Федерации.
Закон не содержит перечня заслуживающих внимания интересов несовершеннолетних детей, с учетом которых суд вправе отступить от начала равенства долей супругов в общем имуществе.
Указанные причины (обстоятельства) устанавливаются в каждом конкретном случае с учетом представленных сторонами доказательств. При этом данные причины и представленные в их подтверждение доказательства должны оцениваться судом в совокупности (ч. 4 ст. 67 ГПК РФ), с приведением мотивов, по которым данные доказательства приняты в обоснование выводов суда или отклонены судом.
Между тем, определив наличие обстоятельств, позволяющих, по его мнению, отступить от начала равенства долей супругов в отношении их совместно нажитого имущества, суд апелляционной инстанции не указал, каким образом в данном случае соблюдаются интересы детей, ради которых и должно произойти данное отступление.
В определении суда апелляционной инстанции не указано, какие конкретно права и интересы несовершеннолетнего сына сторон нарушены действиями ответчика Щ.Д., не приведено обоснований вывода о том, что именно такое распределение долей (за Щ.Ю. — 2/3 доли, за Щ.Д. — 1/3 доли) в имуществе супругов будет способствовать интересам несовершеннолетнего.
При этом действия Щ.Д., выразившиеся в неисполнении обязательства в отношении имущества, не являющегося предметом спора, суд апелляционной инстанции указывает в качестве основания, позволяющего отступить от начала равенства долей в общем имуществе супругов.
Кроме того, указав на то, что отец несовершеннолетнего ребенка не произвел отчуждение своей доли, суд не исследовал обстоятельств определения судьбы доли квартиры, принадлежащей матери их несовершеннолетнего сына, и не дал этому какой-либо правовой оценки. Между тем истец так же, как и ответчик, не распорядилась принадлежащей ей долей в жилом помещении в пользу своих несовершеннолетних детей.
При данных обстоятельствах бывшие супруги находятся в равном положении относительно своего отношения к соблюдению имущественных интересов детей.
В обжалуемом апелляционном определении также указано на то, что между бывшими супругами сложились неприязненные отношения.
Данное обстоятельство свидетельствует о том, что суд апелляционной инстанции признает отношения супругов взаимно недоброжелательными, однако на этом основании ошибочно полагает возможным уменьшить долю только ответчика в совместно нажитом имуществе без законных на то оснований.
Иных обстоятельств, позволяющих сделать в пользу истца исключение из общего правила о равенстве долей супругов в общем имуществе, судом апелляционной инстанции не установлено.
С учетом изложенного у суда апелляционной инстанции отсутствовали правовые основания для применения к спорным правоотношениям п. 2 ст. 39 СК РФ.
Определение N 36-КГ19-1
Процессуальные вопросы
15. Для решения судом вопроса о подсудности дела по спору о порядке общения с ребенком, имеющим гражданство иностранного государства, следует устанавливать место обычного проживания ребенка.
Суды Российской Федерации вправе принимать к своему производству иски к иностранным гражданам по месту их жительства на территории Российской Федерации и миграционного учета.
Д. обратился в суд с иском к К. о возложении обязанности не чинить препятствий в общении с дочерью Н., 2014 г. рождения, об определении порядка общения с ней, мотивируя свои требования тем, что с 2003 по 2016 г. проживал с ответчиком в гражданском браке, в котором родилась дочь Н. В 2014 г. стороны переехали из Королевства Нидерландов в Российскую Федерацию, где проживали совместно до декабря 2016 г. С этого момента ответчик чинит ему препятствия в общении с дочерью, от заключения соглашения о порядке общения с дочерью ответчик отказывается.
Обращаясь в районный суд г. Москвы истец Д. ссылался на то, что он (гражданин Королевства Нидерландов) и К. (гражданка Республики Польша) находились в фактически брачных отношениях, имеют несовершеннолетнюю дочь Н. (гражданка Королевства Нидерландов), с 2014 г. стороны постоянно проживают в Российской Федерации, осуществляя трудовую деятельность, однако в настоящее время совместного хозяйства не ведут, ответчиком чинятся препятствия в общении с ребенком.
Прекращая производство по делу, суд первой инстанции, с которым согласился суд апелляционной инстанции, руководствуясь ст. 134, 220 и 402 ГПК РФ, исходил из того, что спор неподведомствен российскому суду и подлежит разрешению компетентным судом Королевства Нидерландов, поскольку стороны являются гражданами иностранных государств (Королевство Нидерландов и Республика Польша), не имеют совместного места жительства на территории Российской Федерации, а также их несовершеннолетний ребенок не имеет места жительства на территории Российской Федерации и проживает в Российской Федерации временно.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, отменяя вынесенные по делу судебные постановления и направляя дело для рассмотрения в суд первой инстанции, руководствовалась положениями ч. 2 ст. 1, п. 1 ч. 1 ст. 134, ст. 220 ГПК РФ, ч. 1 ст. 47 Конституции Российской Федерации, указав в том числе следующее.
Согласно ч. 2 ст. 1 ГПК РФ, если международным договором Российской Федерации установлены иные правила гражданского судопроизводства, чем те, которые предусмотрены законом, применяются правила международного договора.
Российская Федерация присоединилась к Конвенции о юрисдикции, применимом праве, признании, исполнении и сотрудничестве в отношении родительской ответственности и мер по защите детей от 19 октября 1996 г. (далее — Конвенция), которая вступила в силу для Российской Федерации 1 июня 2013 г.
Государства Нидерланды и Польша также являются государствами — участниками Конвенции.
В соответствии с п. 1 ст. 5 Конвенции судебные или административные органы Договаривающегося государства места обычного проживания ребенка обладают юрисдикцией принимать меры, направленные на защиту личности или имущества ребенка.
В числе мер, направленных на защиту личности или имущества ребенка, Конвенция называет меры, касающиеся прав опеки, включая права, относящиеся к заботе о личности ребенка, и, в частности, право определять место проживания ребенка, а также прав доступа, включая право взять ребенка на ограниченный период времени в место, отличное от места обычного проживания ребенка (п. b ст. 3 Конвенции).
Таким образом, Конвенция закрепляет подход, согласно которому вне зависимости от места жительства ответчика российский суд наделен юрисдикцией рассмотреть спор о ребенке, если этот ребенок имеет обычное место жительства в Российской Федерации.
При этом под «местом обычного проживания» предполагается место, которое отражает некоторую степень интеграции ребенка в социальное и семейное окружение.
Таким образом, для решения судом вопроса о подсудности дела по спору о порядке общения с ребенком, имеющим гражданство иностранного государства, следует устанавливать место обычного проживания ребенка, для чего подлежат выяснению такие вопросы, как длительность, периодичность, условия и причины пребывания ребенка на территории государства и перемещения семьи в это государство, национальность ребенка, место и условия посещения образовательного учреждения, языковые знания, семейные и социальные связи ребенка в этом государстве.
Однако этого судом сделано не было, суждения суда по данному вопросу отсутствуют.
При этом суд первой инстанции пришел к выводу о временном проживании малолетней Н. на территории Российской Федерации, не приведя соответствующих мотивов и не указав, чем подтверждается это обстоятельство.
Вопрос о месте обычного проживания также судом апелляционной инстанции не выяснялся.
Между тем в апелляционной жалобе Д. ссылался на то, что почти с рождения, с 2014 г. малолетняя Н. проживает на территории Российской Федерации, посещает детский сад.
Однако суд апелляционной инстанции ограничился лишь формальным суждением о непроживании малолетней Н. с 2014 г. по адресу, указанному в иске в качестве адреса ее законного представителя К.
С учетом того, что такое юридически значимое обстоятельство, как место обычного проживания ребенка, ни судом первой, ни судом апелляционной инстанции не устанавливалось, вывод суда о неподсудности гражданского дела по иску Д. к К. о возложении обязанности не чинить препятствий в общении с ребенком и об определении порядка общения с ним сделан преждевременно.
Кроме того, подсудность гражданских дел с участием иностранных лиц в Российской Федерации определяется по общим правилам гл. 3 ГПК РФ с применением специальных норм, содержащихся в гл. 44 ГПК РФ.
Так, согласно ч. 1 ст. 402 ГПК РФ в случае, если иное не установлено правилами гл. 44 ГПК РФ, подсудность дел с участием иностранных лиц судам в Российской Федерации определяется по правилам гл. 3 данного кодекса.
Подсудность дел с участием иностранных лиц судам в Российской Федерации регламентирована ч. 2 ст. 402 ГПК РФ, в соответствии с которой суды в Российской Федерации рассматривают дела с участием иностранных лиц, если организация-ответчик находится на территории Российской Федерации или гражданин-ответчик имеет место жительства в Российской Федерации.
Из содержания указанных норм в их взаимосвязи следует, что суды Российской Федерации вправе принимать к своему производству иски к иностранным гражданам, если последние имеют на территории Российской Федерации место жительства.
В силу п. 3 ч. 1 ст. 2 Федерального закона от 18 июля 2006 г. N 109-ФЗ (в редакции от 27 декабря 2018 г.) «О миграционном учете иностранных граждан и лиц без гражданства в Российской Федерации» место жительства иностранного гражданина или лица без гражданства в Российской Федерации — жилое помещение, по адресу которого иностранный гражданин или лицо без гражданства зарегистрированы в порядке, установленном этим федеральным законом.
Место пребывания иностранного гражданина или лица без гражданства в Российской Федерации — жилое помещение, не являющееся местом жительства, или иное помещение, в котором иностранный гражданин или лицо без гражданства фактически проживает (регулярно использует для сна и отдыха), либо организация, по адресу которой иностранный гражданин или лицо без гражданства подлежит постановке на учет по месту пребывания в случае, предусмотренном ч. 2 ст. 21 названного федерального закона (п. 4 ч. 1 ст. 2).
Поэтому при решении российскими судами вопроса о подсудности дел с участием иностранных граждан следует определять, имеет ли ответчик на территории Российской Федерации место жительство применительно к положениям ст. 2 Федерального закона от 18 июля 2006 г. N 109-ФЗ «О миграционном учете иностранных граждан и лиц без гражданства в Российской Федерации», чего судом сделано не было.
Прекращая производство по настоящему делу в связи с неподсудностью дела российскому суду, суд со ссылкой на ст. 163 СК РФ сослался лишь на отсутствие совместного у родителей ребенка (сторон по делу) места жительства на территории Российской Федерации.
Между тем ст. 163 СК РФ регулирует права и обязанности родителей и детей, которые являются иностранными гражданами (лицами без гражданства).
В силу данной статьи права и обязанности родителей и детей, в том числе обязанность родителей по содержанию детей, определяются законодательством государства, на территории которого они имеют совместное место жительства. При отсутствии совместного места жительства родителей и детей права и обязанности родителей и детей определяются законодательством государства, гражданином которого является ребенок. По требованию истца к алиментным обязательствам и к другим отношениям между родителями и детьми может быть применено законодательство государства, на территории которого постоянно проживает ребенок.
Таким образом, указанная статья регулирует применимое материальное право к семейным отношениям иностранных граждан и лиц без гражданства, не регламентируя вопросы подсудности гражданских дел.
Определение N 5-КГ18-325
16. Если иное не предусмотрено международным договором, иски о разделе совместно нажитого имущества супругов (граждан Российской Федерации), находящегося на территории иностранных государств, подлежат рассмотрению российскими судами по общим правилам подсудности, установленным гл. 3 ГПК РФ.
Е. обратилась в суд с иском к В. о разделе совместно нажитого имущества, указав, что решением мирового судьи брак между сторонами расторгнут. Просила разделить совместно нажитое имущество супругов, находящееся как на территории Российской Федерации, так и за ее пределами, взыскать с В. денежную компенсацию в счет разницы в цене подлежащего разделу имущества, денежные средства, полученные в период брака от сдачи в аренду совместного имущества супругов, денежные средства, полученные В. в период брака в качестве дохода от предпринимательской деятельности, возместить судебные расходы на оплату государственной пошлины.
Решением суда в удовлетворении иска Е. о разделе совместно нажитого имущества, находящегося на территории Российской Федерации, а также взыскании денежной компенсации в счет разницы стоимости выделяемого в собственность супруга имущества, возмещении расходов отказано.
Определением того же суда, оставленным без изменения апелляционным определением, возвращено исковое заявление Е. к В. о разделе совместно нажитого имущества, находящегося за пределами Российской Федерации, а также взыскании с ответчика суммы полученных им в период брака доходов от предпринимательской деятельности, осуществляемой за пределами Российской Федерации, и суммы полученных в период брака доходов от сдачи в аренду принадлежащего супругам недвижимого имущества, расположенного на территории иностранных государств. Разъяснено, что истец вправе обратиться с данными требованиями в компетентный суд по месту нахождения движимого и недвижимого имущества.
Возвращая исковое заявление Е. в части раздела имущества, находящегося за пределами Российской Федерации, а также суммы доходов от предпринимательской деятельности, осуществляемой за пределами Российской Федерации, и суммы доходов от сдачи в аренду недвижимого имущества, суд первой инстанции, с выводами которого согласился суд апелляционной инстанции, руководствуясь п. 2 ч. 1 ст. 135 ГПК РФ, исходил из того, что данные требования не подлежат рассмотрению в судах общей юрисдикции Российской Федерации, а могут быть рассмотрены компетентными судами иностранных государств по месту нахождения имущества.
Вместе с тем в соответствии с ч. 1 ст. 47 Конституции Российской Федерации никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом.
На основании ст. 2 СК РФ семейное законодательство устанавливает порядок осуществления и защиты семейных прав, условия и порядок вступления в брак, прекращения брака и признания его недействительным, регулирует личные неимущественные и имущественные отношения между членами семьи: супругами, родителями и детьми (усыновителями и усыновленными), а в случаях и в пределах, предусмотренных семейным законодательством, между другими родственниками и иными лицами.
В силу п. 1 ст. 34 СК РФ имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью.
К имуществу, нажитому супругами во время брака (общему имуществу супругов), относятся доходы каждого из супругов от трудовой деятельности, предпринимательской деятельности и результатов интеллектуальной деятельности, полученные ими пенсии, пособия, а также иные денежные выплаты, не имеющие специального целевого назначения (суммы материальной помощи, суммы, выплаченные в возмещение ущерба в связи с утратой трудоспособности вследствие увечья либо иного повреждения здоровья, и другие). Общим имуществом супругов являются также приобретенные за счет общих доходов супругов движимые и недвижимые вещи, ценные бумаги, паи, вклады, доли в капитале, внесенные в кредитные учреждения или в иные коммерческие организации, и любое другое нажитое супругами в период брака имущество независимо от того, на имя кого из супругов оно приобретено либо на имя кого или кем из супругов внесены денежные средства (п. 2 данной статьи).
В п. 1 ст. 161 СК РФ определено, что личные неимущественные и имущественные права и обязанности супругов определяются законодательством государства, на территории которого они имеют совместное место жительства, а при отсутствии совместного места жительства законодательством государства, на территории которого они имели последнее совместное место жительства. Личные неимущественные и имущественные права и обязанности супругов, не имевших совместного места жительства, определяются на территории Российской Федерации законодательством Российской Федерации.
Как следует из материала, стороны с 16 июля 1985 г. состояли в зарегистрированном браке, решением мирового судьи от 14 апреля 2017 г. брак между ними расторгнут.
При обращении в суд с иском Е. к разделу указано имущество, находящееся как на территории Российской Федерации, так и за ее пределами (в Республике Сингапур и во Французской Республике).
Как видно из представленных материалов, Е. и В. являются гражданами Российской Федерации, проживают на территории Российской Федерации.
Возвращая исковое заявление Е. в части, суд не принял во внимание то обстоятельство, что требования истца не являются иском о правах на недвижимое имущество, а направлены на изменение режима совместной собственности супругов, в связи с чем вывод о том, что истец вправе разделить спорное имущество исключительно в компетентном суде иностранного государства по месту нахождения недвижимого имущества, признан ошибочным.
Гражданский процессуальный закон не относит требование о разделе совместно нажитого имущества супругов (граждан Российской Федерации), находящегося на территории иностранных государств, к исключительной компетенции иностранных судов, в связи с чем на данные требования распространяются общие правила подсудности, установленные гл. 3 ГПК РФ. Такого рода иски подлежат рассмотрению судами общей юрисдикции Российской Федерации, если иное не предусмотрено международным договором.
С учетом изложенного возвращение судом искового заявления Е. в части раздела имущества, находящегося за пределами Российской Федерации, по причине неподсудности российскому суду признано Судебной коллегией неправомерным.
Определение N 4-КГ18-76
17. После возбуждения производства по делу о банкротстве застройщика заявление участника долевого строительства о признании права собственности на нежилое помещение как объект незавершенного строительства не подлежит принятию к производству суда общей юрисдикции и рассмотрению по существу.
И. обратилась в суд с иском к обществу о признании права собственности на долю в праве общей долевой собственности на объект незавершенного строительства (нежилые помещения). В обоснование требований истец ссылалась на то, что между ней (участником долевого строительства) и обществом (застройщиком) были заключены договоры участия в долевом строительстве многофункционального комплекса, по условиям которых застройщик обязался в установленный срок построить многофункциональный комплекс и после получения разрешения на ввод его в эксплуатацию передать участнику долевого строительства ряд нежилых помещений. И. в полном объеме и в срок исполнила свои финансовые обязательства перед ответчиком, однако последний свои обязательства не исполнил, на данный период объект построен, но не произведена его внутренняя отделка.
Решением арбитражного суда общество (застройщик) признано несостоятельным (банкротом), открыто конкурсное производство.
Согласно представленному в материалы дела заключению эксперта указанные в договоре участия помещения располагаются в гостиничном блоке строящегося спортивно-оздоровительного комплекса. Степень готовности спорных объектов недвижимости составляет 55%.
Разрешая спор и удовлетворяя исковые требования И., суд первой инстанции, с которым согласился суд апелляционной инстанции, исходил из того, что истец надлежащим образом исполнила свои обязательства по внесению денежных средств, предусмотренных договором участия и дополнительным соглашением; помещения (апартаменты) располагаются в гостиничном блоке и имеют высокую степень готовности (55%), могут являться обособленными объектами строительства, права собственности на данные объекты не зарегистрированы, ответчик в установленный срок не исполнил обязательства по передаче И. нежилых помещений. При этом суд указал на то, что на возникшие между сторонами правоотношения не распространяются положения параграфа 7 гл. IX, ст. 126 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве), поскольку при начале процедуры банкротства не было указано на то, что ответчик является застройщиком.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, отменяя состоявшиеся по делу судебные акты как вынесенные с нарушением норм материального и процессуального права и прекращая производство по делу, руководствовалась ч. 1 ст. 4 Федерального закона от 30 декабря 2004 г. N 214-ФЗ «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации», ст. 32 и абзацем седьмым п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве, положениями ч. 3 ст. 22 ГПК РФ (в редакции, действовавшей на момент рассмотрения дела судом), ч. 1 ст. 223 АПК РФ, а также разъяснениями, содержащимися в п. 15 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2012 г. N 17 «О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей» и в п. 1 Обзора практики разрешения судами споров, возникающих в связи с участием граждан в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости, утвержденного Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 4 декабря 2013 г., указала на то, что поскольку требование истца предъявлено в суд после вынесения арбитражным судом решения о признании общества (застройщика) несостоятельным (банкротом), то спор подлежал разрешению арбитражными судами.
Надлежащим способом защиты права физического лица на нежилое помещение в объекте незавершенного строительства по договору долевого участия является понуждение к исполнению обязательства в натуре (об обязании передать нежилые помещения), такое требование рассматривается по правилам ст. 308.3, 398, п. 2 ст. 463, п. 3 ст. 551 ГК РФ с учетом особенностей, установленных законодательством о банкротстве.
В ситуации, когда подобное требование носит реестровый характер, оно по смыслу разъяснений п. 34 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 22 июня 2012 г. N 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве» в рамках дела о несостоятельности юридического лица подлежит трансформации в денежное (абзац седьмой п. 1 ст. 126 Закона о банкротстве).
В силу абзаца второго ст. 220 ГПК РФ суд прекращает производство по делу в случае, если дело не подлежит рассмотрению и разрешению в суде в порядке гражданского судопроизводства по основаниям, предусмотренным п. 1 ч. 1 ст. 134 данного кодекса.
В п. 1 ч. 1 ст. 134 ГПК РФ указано, что судья отказывает в принятии искового заявления в случае, если заявление не подлежит рассмотрению и разрешению в порядке гражданского судопроизводства, поскольку заявление рассматривается и разрешается в ином судебном порядке; заявление предъявлено в защиту прав, свобод или законных интересов другого лица государственным органом, органом местного самоуправления, организацией или гражданином, которым Кодексом или другими федеральными законами не предоставлено такое право; в заявлении, поданном от своего имени, оспариваются акты, которые не затрагивают права, свободы или законные интересы заявителя.
В связи с тем, что 28 февраля 2017 г. общество (застройщик) признано банкротом, а иск И. подан 3 августа 2017 г., то есть после возбуждения дела о банкротстве, заявление истца не подлежало принятию к производству суда общей юрисдикции и рассмотрению по существу.
Определение N 4-КГ18-92
18. Процессуальными средствами защиты прав и законных интересов граждан и организаций от возможной судебной ошибки являются право на обжалование решения суда в вышестоящую инстанцию, а также на пересмотр вступившего в законную силу судебного постановления по вновь открывшимся или новым обстоятельствам.
Указание суда на нарушения, допущенные при рассмотрении другого дела другим судом того же уровня, недопустимо.
В. обратился в суд с иском о взыскании денежных средств, процентов за пользование денежными средствами к Л., указав, что он, ответчик и К. являются родственниками и наследниками первой очереди, принявшими наследство после смерти С., погибшего в результате авиакатастрофы. Вступившим в законную силу решением суда с авиаперевозчика в пользу Л. взыскана компенсация за вред, причиненный жизни С., предусмотренная п. 1.1 ст. 117 Воздушного кодекса РФ. Поскольку указанная компенсация должна распределяться в равных долях между гражданами, имеющими право на ее получение, истец полагал, что ответчик незаконно приобрела причитающиеся ему денежные средства, в связи с чем просил их взыскать как неосновательное обогащение, а также проценты за пользование чужими денежными средствами на основании ст. 395 ГК РФ.
Судом установлено, что С. погиб в результате крушения вертолета.
В. (истец) является сыном погибшего, ответчик Л. — супругой, К. (третье лицо) — его матерью.
Решение суда, которым в пользу Л. взыскана компенсация, предусмотренная п. 1.1 ст. 117 Воздушного кодекса РФ, а также компенсация морального вреда в связи с гибелью супруга, авиакомпанией исполнено.
Разрешая данный спор, суд исходил из того, что В., Л. и К. имели право на компенсацию в счет возмещения вреда, причиненного при воздушной перевозке жизни пассажира воздушного судна С.
Полученные Л. денежные средства являются неосновательным обогащением, поскольку она без установленных законом оснований приобрела указанную сумму, скрыв при рассмотрении дела судом сведения об иных лицах, имеющих право на выплату данной компенсации, в силу чего суд, предполагая добросовестность Л. и не располагая сведениями об иных лицах, имеющих право на получение указанной компенсации, не учел их и взыскал компенсацию в пользу одного лица — Л.
При таких обстоятельствах суд счел, что В., являясь сыном С., в силу закона имеет право на 1/3 часть компенсации в счет возмещения вреда, причиненного при воздушной перевозке жизни его отца.
При вынесении решения суд пришел к выводу, что доводы ответчика о том, что полученные Л. денежные средства не могут быть признаны неосновательным обогащением, так как основанием их получения является решение суда, и денежные средства Л. получила не за счет истца, являются необоснованными, поскольку при подаче иска о взыскании компенсации за вред, причиненный жизни С., истец, располагая информацией о близких родственниках погибшего, не сообщила суду об их правах, предусмотренных законом, на получение указанной компенсации, злоупотребив правом, что повлекло нарушение права В., в связи с чем у истца возникло право требовать ее взыскания в силу положений пп. 1, 4 ст. 10 ГК РФ в размере, рассчитанном пропорционально количеству граждан, имеющих право на получение компенсации.
Разрешая требования истца в части взыскания процентов за пользование чужими денежными средствами, суд учел дату окончания исполнительного производства, количество дней уклонения ответчика от возврата денежных средств по дату принятия решения (78 дней) и частично удовлетворил исковые требования В. в данной части.
С указанными выводами суда согласилась апелляционная инстанция, оставив решение суда первой инстанции без изменения.
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, отменяя состоявшиеся по делу судебные постановления и направляя дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, указала следующее.
По смыслу ст. 1102 ГК РФ в предмет доказывания по требованиям о взыскании неосновательного обогащения входят следующие обстоятельства: факт приобретения или сбережения ответчиком имущества за счет истца; отсутствие установленных законом, иными правовыми актами или сделкой оснований для приобретения; размер неосновательного обогащения.
Для целей указанной статьи приобретением является получение имущества от лица, его имеющего.
При рассмотрении данного дела суд не учел, что денежные средства, которые истец полагал неосновательным обогащением ответчика, были получены Л. на основании решения суда от авиакомпании. В. никогда данными денежными средствами не располагал, компенсацию от авиаперевозчика не получал.
Согласно ч. 2 ст. 13 ГПК РФ вступившие в законную силу судебные постановления, а также законные распоряжения, требования, поручения, вызовы и обращения судов являются обязательными для всех без исключения органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, граждан, организаций и подлежат неукоснительному исполнению на всей территории Российской Федерации.
Механизмом защиты прав и законных интересов граждан и организаций от возможной судебной ошибки является право обжалования решения суда в вышестоящую инстанцию. Нарушенные права также могут быть восстановлены с использованием механизма пересмотра судебного акта в порядке ст. 392 ГПК РФ по вновь открывшимся или новым обстоятельствам.
В данном деле, удовлетворяя исковые требования истца, суд фактически указал на нарушения, допущенные при рассмотрении гражданского дела другим судом того же уровня, что недопустимо.
В., полагая свои права нарушенными присуждением компенсации в полном объеме в пользу Л., решение суда о взыскании компенсации не обжаловал, вопрос о пересмотре его в порядке ст. 392 ГПК РФ не ставил. При этом иск о взыскании неосновательного обогащения фактически направлен на преодоление вступившего в законную силу судебного акта, что противоречит смыслу действующего гражданского процессуального законодательства.
С выводами суда о недобросовестности Л., выразившейся, по мнению суда, в незаявлении об иных лицах, имеющих право на получение компенсации, при рассмотрении дела судом Судебная коллегия не согласилась ввиду следующего.
Права и обязанности лиц, участвующих в деле, определены в ст. 35 ГПК РФ, по смыслу которой заявление ходатайства о привлечении третьих лиц является правом, а не обязанностью стороны.
Как разъяснено в п. 23 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 24 июня 2008 г. N 11 «О подготовке гражданских дел к судебному разбирательству», в случае предъявления иска не всеми лицами, которым принадлежит оспариваемое право, судья не вправе привлечь таких лиц к участию в деле в качестве соистцов без их согласия, поскольку в соответствии с принципом диспозитивности лицо, которому принадлежит право требования, распоряжается своими правами по своему усмотрению. Судья должен известить таких лиц об имеющемся в суде деле.
За всеми гражданами и организациями, обладающими согласно законодательству Российской Федерации правом на судебную защиту прав, свобод и законных интересов, признается в равной мере гражданская процессуальная правоспособность (ст. 36 ГПК РФ).
Согласно ч. 1 ст. 37 ГПК РФ гражданам, достигшим возраста восемнадцати лет, и организациям принадлежит в полном объеме способность своими действиями осуществлять процессуальные права, выполнять процессуальные обязанности и поручать ведение дела в суде представителю (гражданская процессуальная дееспособность).
В., свободный в распоряжении своим правом на получение компенсации, предусмотренной ст. 117 Воздушного кодекса РФ, не обращался за его реализацией ни к авиаперевозчику, ни в суд в течение более трех лет с момента гибели С. Кроме того, сведений о том, что авиакомпанией было отказано истцу в выплате компенсации, материалы дела не содержали.
Определение N 55-КГ19-1
19. Заявление о выдаче дубликата исполнительного документа может быть подано в суд до истечения срока, установленного для предъявления исполнительного документа к исполнению, либо в течение месяца со дня, когда взыскателю после истечения этого срока стало известно об утрате исполнительного документа судебным приставом-исполнителем.
Вступившим в законную силу решением суда от 19 декабря 2008 г. исковые требования банка к Б., Л., Ф. и В. о взыскании задолженности по кредитному договору, об обращении взыскания на заложенное имущество удовлетворены в полном объеме, постановлено взыскать солидарно задолженность по кредитному договору и судебные расходы, обратить взыскание на два транспортных средства, принадлежащих Б. на праве собственности.
24 октября 2016 г. банк обратился в суд с заявлением о выдаче дубликатов исполнительных листов в отношении должников Ф. и Л. и восстановлении срока на их предъявление, ссылаясь на то, что согласно ответу службы судебных приставов на обращение банка исполнительный документ от 19 декабря 2008 г. в отношении должника Ф. в ходе проведения штатно-реорганизационных мероприятий утрачен при пересылке.
Определением судьи от 24 октября 2016 г. указанное заявление оставлено без движения в связи с несоблюдением требований ст. 132 ГПК РФ, банку предложено устранить недостатки в срок до 24 ноября 2016 г.
В связи с невыполнением в установленный срок указаний в определении об оставлении заявления без движения определением судьи от 25 ноября 2016 г. заявление банка возвращено на основании ч. 2 ст. 136 ГПК РФ.
31 августа 2017 г. взыскатель вновь обратился в суд с заявлением о выдаче дубликатов исполнительных листов в отношении должников Ф. и Л. и восстановлении срока для их предъявления, ссылаясь на утерю исполнительного документа.
Определением суда от 26 сентября 2017 г. заявление банка о выдаче дубликатов исполнительных листов и восстановлении срока на их предъявление удовлетворено.
Проверяя определение суда первой инстанции, суд апелляционной инстанции указал на то, что сроки для предъявления исполнительных листов к исполнению пропущены банком по уважительным причинам, учитывая, что первоначально с заявлением о выдаче дубликатов исполнительных листов банк обратился в пределах месяца после того, как узнал об утрате исполнительного документа из письма службы судебных приставов. При этом, поскольку материалы гражданского дела не содержат сведений о направлении банку копий определений районного суда от 24 октября 2016 г. и 25 ноября 2016 г., постольку, как указал суд апелляционной инстанции, у банка отсутствовала возможность своевременно исправить указанные в данных определениях недостатки, что свидетельствовало о пропуске им срока на подачу заявления о выдаче дубликата исполнительного листа по уважительным причинам, правомерно восстановленного судом первой инстанции.
Вместе с тем согласно ст. 430 ГПК РФ в случае утраты подлинника исполнительного листа или судебного приказа (исполнительных документов) суд, принявший решение, вынесший судебный приказ, может выдать по заявлению взыскателя или судебного пристава-исполнителя дубликаты исполнительных документов (ч. 1).
Заявление о выдаче дубликата исполнительного документа может быть подано в суд до истечения срока, установленного для предъявления исполнительного документа к исполнению, за исключением случаев, если исполнительный документ был утрачен судебным приставом-исполнителем или другим осуществляющим исполнение лицом и взыскателю стало об этом известно после истечения срока, установленного для предъявления исполнительного документа к исполнению. В этих случаях заявление о выдаче дубликата исполнительного документа может быть подано в суд в течение месяца со дня, когда взыскателю стало известно об утрате исполнительного документа (ч. 2).
Согласно ст. 112 ГПК РФ лицам, пропустившим установленный федеральным законом процессуальный срок по причинам, признанным судом уважительными, пропущенный срок может быть восстановлен (ч. 1).
Заявление о восстановлении пропущенного процессуального срока подается в суд, в котором надлежало совершить процессуальное действие, и рассматривается в судебном заседании. Если иное не предусмотрено данным кодексом, лица, участвующие в деле, извещаются о времени и месте судебного заседания, однако их неявка не является препятствием к разрешению поставленного перед судом вопроса (ч. 2).
Суд первой инстанции не рассматривал вопрос о восстановлении пропущенного месячного срока на подачу заявления о выдаче дубликата исполнительного документа в соответствии со ст. 430 (ч. 2) ГПК РФ, поскольку банк с таким требованием не обращался.
При таких обстоятельствах ссылка суда апелляционной инстанции на то, что данный срок правомерно восстановлен судом первой инстанции, несостоятельна.
Суд апелляционной инстанции не учел, что судом первой инстанции был восстановлен срок на предъявление исполнительного листа к исполнению, а не месячный срок на подачу заявления на выдачу дубликата исполнительного листа.
В соответствии с ч. 1 ст. 21 Федерального закона от 2 октября 2007 г. N 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» исполнительные листы, выдаваемые на основании судебных актов, за исключением исполнительных листов, указанных в чч. 2, 4 и 7 данной статьи, могут быть предъявлены к исполнению в течение трех лет со дня вступления судебного акта в законную силу.
В случае возвращения исполнительного документа взыскателю в связи с невозможностью его исполнения срок предъявления исполнительного документа к исполнению исчисляется со дня возвращения исполнительного документа взыскателю (ч. 3 ст. 22 названного федерального закона).
Из материалов дела следует, что постановлением судебного пристава-исполнителя от 28 июня 2013 г. исполнительное производство, возбужденное 22 июля 2009 г. в отношении должника Ф., окончено.
В частной жалобе на определение районного суда от 26 сентября 2017 г. Ф. ссылалась на это обстоятельство в обоснование довода о пропуске 3-летнего срока на предъявление исполнительного листа к исполнению, однако ему не было дано оценки по правилам ч. 4 ст. 198 ГПК РФ.
С учетом изложенного Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации отменила апелляционное определение и направила дело на новое апелляционное рассмотрение.
Определение N 5-КГ19-58
СУДЕБНАЯ КОЛЛЕГИЯ ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ СПОРАМ
Практика применения законодательства о банкротстве
20. При расчете размера требований участника долевого строительства к застройщику, в отношении которого открыта процедура конкурсного производства, учитывается, в том числе в порядке увеличения размера требований согласно ч. 1 ст. 49 АПК РФ, не только размер уплаченного участником долевого строительства застройщику по договору, но и иной реальный ущерб.
В отношении общества введена процедура конкурсного производства и применены правила о банкротстве застройщиков.
Определением суда первой инстанции в реестр требований о передаче жилого помещения включено требование Л.
Впоследствии собрание участников строительства приняло решение не передавать права застройщика на незавершенный строительством объект строительного кооператива, в связи с чем Л. и другие участники строительства потребовали трансформировать их требования в денежные на основании ст. 201.13 Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве). В порядке ст. 49 АПК РФ Л. ходатайствовал об увеличении требований за счет включения в них размера убытков в виде реального ущерба, причиненного нарушением обязательства застройщика по передаче жилого помещения. Убытки рассчитаны в виде разницы между стоимостью жилого помещения, которое должно быть передано участнику строительства, определенной на дату введения первой процедуры, применяемой в деле о банкротстве к застройщику, и суммой уплаченных по договору денежных средств, то есть по п. 2 ст. 201.5 Закона о банкротстве. В обоснование размера убытков Л. представил отчет об оценке рыночной стоимости жилых помещений.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, требования Л. исключены из реестра требований о передаче жилых помещений и включены в реестр денежных требований в размере средств, уплаченных участником строительства застройщику. Л. отказано в принятии уточнения требований (учете убытков).
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты в части отказа в принятии требования Л. о включении в реестр требований кредиторов сумм убытков и направила в отмененной части обособленный спор в суд первой инстанции для рассмотрения по существу по следующим основаниям.
В соответствии с п. 5 ст. 201.1 Закона о банкротстве (здесь и далее применяется редакция закона, действовавшая в спорный период) при рассмотрении обоснованности требований участников строительства арбитражным судом устанавливается наличие требований о передаче жилых помещений или денежных требований.
Согласно п. 2 ст. 201.5 Закона о банкротстве одной из особенностей установления размера денежных требований к банкроту-застройщику является необходимость учета убытков в виде реального ущерба, причиненных нарушением обязательства застройщика по передаче жилого помещения. Реальный ущерб определяется как разница между стоимостью жилого помещения, которое должно было быть передано участнику строительства, и суммой денежных средств, уплаченных по договору, предусматривающему передачу жилого помещения. Стоимость жилого помещения определяется оценщиком, привлекаемым арбитражным управляющим за счет застройщика, на дату введения процедуры, применяемой в деле о банкротстве к застройщику, в рамках которой предъявлено требование участника строительства. Отчет об оценке направляется арбитражным управляющим участнику строительства и в арбитражный суд.
Если заявлено требование о передаче жилого помещения, то согласно п. 5 ст. 201.6 Закона о банкротстве также устанавливается как размер уплаченного участником строительства застройщику по договору, так и размер убытков в порядке п. 2 ст. 201.5 того же закона.
Сумма этих двух составляющих определяет число голосов участника строительства в собрании кредиторов. Согласно п. 3 ст. 201.12 Закона о банкротстве участник строительства обладает на собрании участников строительства числом голосов, пропорциональным размеру его денежных требований и (или) требований о передаче жилых помещений (с учетом п. 5 ст. 201.6 Закона о банкротстве) по отношению к общей сумме денежных требований и требований о передаче жилых помещений, включенных в реестр требований кредиторов и реестр требований о передаче жилых помещений на дату проведения собрания участников строительства.
Таким образом, механизм расчета размера требований, установленный п. 2 ст. 201.5 Закона о банкротстве, универсален для обоих вариантов волеизъявления участника строительства по удовлетворению его требований к застройщику-банкроту и, по существу, обязывает арбитражный суд учитывать не только размер уплаченного застройщику по договору, но и размер убытков, тем более, если арбитражный управляющий или участник строительства (при неисполнительности арбитражного управляющего) представил отчет об оценке жилого помещения, в том числе и в порядке увеличения размера требований (ч. 1 ст. 49 АПК РФ).
В противном случае нарушаются имущественные права участника строительства и необоснованно уменьшается число принадлежащих ему голосов на собрании кредиторов.
Определение N 305-ЭС18-2130(5)
21. Взыскатель, поручивший исполнение судебного решения государственной службе, специально созданной для этих целей, имеет разумные ожидания того, что он будет проинформирован путем индивидуального извещения об объективной невозможности продолжения процедуры взыскания, начатой по его заявлению, в связи с банкротством должника. Возложение на подобного взыскателя обязанности по самостоятельному отслеживанию публикаций о судьбе должника является чрезмерным, а срок закрытия реестра требований кредиторов должника для такого непроинформированного взыскателя нельзя признать пропущенным.
В рамках дела о банкротстве общества 29 сентября 2017 г. К. обратился к конкурсному управляющему с заявлением о принятии двух исполнительных листов к исполнению. Требования состояли из сумм комиссии за безналичное перечисление денежных средств, начисленных на данную комиссию процентов, компенсации морального вреда и штрафа, взысканных решением мирового судьи в пользу К.
Конкурсный управляющий отказал К. в установлении требования, сославшись на закрытие реестра требований кредиторов должника 6 апреля 2016 г.
К. обратился в арбитражный суд с возражениями на результаты рассмотрения его требования конкурсным управляющим.
Определением суда первой инстанции в удовлетворении возражений К. отказано.
Постановлением суда апелляционной инстанции определение суда первой инстанции отменено, требование К. признано обоснованным и подлежащим учету в третьей очереди реестра требований кредиторов должника.
Постановлением арбитражного суда округа отменено постановление суда апелляционной инстанции и оставлено в силе определение суда первой инстанции.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановление арбитражного суда округа и оставила в силе постановление суда апелляционной инстанции по следующим основаниям.
Несмотря на то, что процедура банкротства должника является публичной, сведения о введении любой процедуры банкротства публикуются в электронной и бумажной версиях издания «Коммерсантъ», размещаются в Едином федеральном реестре сведений о банкротстве, а судебные акты арбитражного суда по делам о банкротстве публикуются на общедоступном официальном федеральном информационно-справочном ресурсе «Картотека арбитражных дел», законодатель и судебная практика исходят из того, что взыскатель, поручивший исполнение судебного решения государственной службе, специально созданной для этих целей, имеет разумные ожидания того, что он будет проинформирован путем индивидуального извещения об объективной невозможности продолжения процедуры взыскания, начатой по его заявлению, в связи с банкротством должника. Возложение на подобного взыскателя обязанности по самостоятельному отслеживанию публикаций о судьбе должника является чрезмерным (чч. 4 и 5 ст. 69.1 Федерального закона от 2 октября 2007 г. N 229-ФЗ «Об исполнительном производстве», п. 15 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 23 июля 2009 г. N 59 «О некоторых вопросах практики применения Федерального закона «Об исполнительном производстве» в случае возбуждения дела о банкротстве»). Указанные разъяснения подлежат применению как при банкротстве юридических лиц, так и при банкротстве физических лиц.
При прекращении исполнения требования взыскателя в исполнительном производстве, о котором кредитор узнает после открытия процедуры конкурсного производства (реализации имущества), для правильного определения начала течения срока закрытия реестра требований кредиторов правовое значение имеет не момент опубликования информационного сообщения о введении процедуры, а обстоятельства, связанные с направлением арбитражным управляющим извещения взыскателю, его индивидуальная осведомленность о банкротстве должника и необходимости обращения с требованием в реестр требований кредиторов. Суды должны выяснить и оценить отсутствие или наличие доказательств возврата исполнительного документа взыскателю или поступления исполнительного документа в адрес должника от службы судебных приставов; уведомления взыскателя о передаче исполнительных документов арбитражному управляющему и информирования последним взыскателя о порядке обращения с соответствующим требованием к должнику.
Из определения мирового судьи о выдаче дубликатов исполнительных листов, представленного в материалы дела, следует, что 4 июня 2015 г. вынесено решение о взыскании с банка в пользу К. денежных средств. 14 августа 2015 г. исполнительные листы на взыскание указанных сумм были выданы и направлены судом на исполнение в службу судебных приставов, однако были утеряны. На основании определения от 18 января 2016 г. мировым судьей по заявлению соответствующей службы судебных приставов были выданы дубликаты исполнительных листов, которые направлены судом на исполнение, однако вновь были утеряны, что послужило основанием для удовлетворения заявления К. о повторной выдаче дубликатов исполнительных листов.
Таким образом, при выдаче взыскателю дубликата исполнительного листа 21 августа 2017 г. обращение им к конкурсному управляющему банком с заявлением о включении требования в реестр требований кредиторов должника 29 сентября 2017 г. нельзя признать несвоевременным.
От службы судебных приставов исполнительные листы в адрес конкурсного управляющего банком не поступали, заявителю извещение о невозможности продолжения процедуры взыскания, о необходимости заявления им своих требований в рамках дела о банкротстве банка конкурсным управляющим должником направлено не было, что подтвердили присутствующие в судебном заседании представители сторон.
При таких обстоятельствах срок закрытия реестра требований кредиторов должника для К. нельзя признать пропущенным, поскольку служба судебных приставов, совершая действия по восстановлению утраченных исполнительных листов, давала основания полагать, что исполнение будет получено в ординарном порядке через данную службу и для этого нет объективных препятствий в виде банкротства должника.
Определение N 305-ЭС18-23717
22. В рамках дела о банкротстве застройщика денежное требование участника долевого строительства, которому застройщик должен был передать нежилое помещение, обеспечено залогом этого нежилого помещения. Если указанное нежилое помещение отсутствует в натуре, этот участник долевого строительства в силу закона является созалогодержателем объекта незавершенного строительства.
В рамках дела о несостоятельности (банкротстве) общества, рассматриваемого по правилам параграфа 7 гл. IX Закона о банкротстве, банк обратился с заявлением о включении его денежных требований в виде основного долга по договорам участия в долевом строительстве и неустойки за просрочку передачи строящихся объектов в реестр требований кредиторов должника как обеспеченных залогом трех нежилых помещений и незавершенного строительством многоквартирного жилого дома.
Определением суда первой инстанции денежные требования банка признаны обоснованными и подлежащими включению в реестр требований кредиторов должника с удовлетворением в четвертую очередь, в признании банка залоговым кредитором отказано.
Постановлением суда апелляционной инстанции определение суда первой инстанции изменено. Требования банка, возникшие из договоров долевого участия в строительстве относительно помещений первой очереди строительства, включены в реестр требований кредиторов должника с удовлетворением в четвертую очередь и признаны обеспеченным залогом трех нежилых помещений, относящихся к первой очереди строительства. Другая часть требований, возникших из договоров долевого участия в строительстве относительно нежилых помещений второй очереди строительства, включена в реестр требований кредиторов должника с удовлетворением в четвертую очередь как не обеспеченная залогом.
Постановлением арбитражного суда округа постановление суда апелляционной инстанции отменено, определение суда первой инстанции оставлено в силе.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила определение суда первой инстанции и постановление арбитражного суда округа и изменила постановление суда апелляционной инстанции в части отказа в признании обеспеченными залогом требований банка в отношении помещений второй очереди строительства по следующим основаниям.
По смыслу п. 2 ст. 2, ст. 4 Федерального закона от 30 декабря 2004 г. N 214-ФЗ «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации» (далее — Закон N 214-ФЗ) положения ст. 12.1 и 13 этого закона об обеспечении исполнения обязательств застройщика применяются независимо от конкретного вида объекта долевого строительства (жилое или нежилое помещение).
Каких-либо законных оснований полагать, что залоговое обеспечение в банкротстве застройщика сохраняется только в отношении жилых помещений, не имеется. Ни Гражданский кодекс Российской Федерации, ни Закон N 214-ФЗ, ни Закон о банкротстве не предусматривают такого основания прекращения права залога, как возбуждение в отношении залогодателя дела о банкротстве. Примененный судами подход вошел в противоречие с существом залога как обеспечительной конструкции, устанавливаемой в первую очередь на случай невозможности исполнения обязательства должником, в том числе ввиду его несостоятельности. Залоговый кредитор по денежному требованию, преобразовавшемуся из требования о передаче нежилого офисного помещения, вправе претендовать на распределение вырученных от реализации предмета залога денежных средств по правилам п. 1 ст. 201.14 Закона о банкротстве, то есть на приоритетное получение шестидесяти процентов от стоимости предмета залога.
В рассматриваемом случае, как установил суд апелляционной инстанции, первая очередь строительства многоквартирного дома завершена, дом в этой части введен в эксплуатацию, квартиры (жилые помещения) в данном доме переданы участникам строительства, а нежилые помещения поставлены на кадастровый учет. В ситуации, когда многоквартирный дом введен в эксплуатацию, а нежилое помещение не может быть передано дольщику в натуре вследствие банкротства застройщика, оно включается в конкурсную массу. Застройщик обязан зарегистрировать за собой право собственности на такое нежилое помещение. Требование дольщика становится обеспеченным залогом не всех помещений в доме (как общее обеспечение одного из созалогодержателей), а лишь того помещения, которое подлежало передаче по условиям договора участия в долевом строительстве (как единоличное обеспечение залогодержателя, если только на данное помещение не установлены другие залоги третьих лиц).
В отношении второй очереди строительства имеется в натуре объект незавершенного строительства, который прошел инвентаризацию со стороны конкурсного управляющего. Управляющий включил этот объект в инвентаризационную опись объектов незавершенного капитального строительства, размещенную в общедоступном Едином федеральном реестре сведений о банкротстве. В указанной части требования банка, вытекающие из договоров участия в долевом строительстве жилого дома в настоящее время в силу ч. 1 ст. 13 Закона N 214-ФЗ считаются обеспеченными залогом всего объекта незавершенного строительства второй очереди строительства.
При этом дополнительно необходимо отметить следующее. В деле о банкротстве застройщика, исходя из особенностей правового регулирования отношений по участию в долевом строительстве и положений параграфа 7 гл. IX Закона о банкротстве, основанные на зарегистрированных договорах участия в долевом строительстве требования дольщика, включенные в реестр, считаются обеспеченными залогом независимо от того, было им заявлено о необходимости установления залогового статуса при предъявлении денежного требования или нет, если только такой кредитор явно не выразил волю на отказ от залогового обеспечения или суд прямо не указал на отсутствие права залога в судебном акте. Это означает, что иные дольщики (при их наличии), обладающие тем же статусом, что и банк, но не настаивавшие на фиксации статуса залогодержателя в судебном акте в рамках дела о банкротстве должника, не утратили право на залоговый приоритет. Напротив, все они в равной мере вправе рассчитывать на распределение денежных средств, вырученных от реализации объекта незавершенного строительства либо нежилых помещений (при условии окончания второй очереди строительства) по правилам ст. 201.14 Закона о банкротстве.
Определение N 302-ЭС18-24434
23. В рамках дела о банкротстве работники должника вправе самостоятельно обратиться с жалобой на действия арбитражного управляющего, выразившиеся в нарушении очередности удовлетворения их требований по сравнению с требованиями о выплате выходных пособий и об оплате труда других лиц.
В рамках дела о несостоятельности (банкротстве) общества (далее также — должник) его кредиторы — некоторые бывшие работники — обратились с жалобой на действия конкурсного управляющего должника, выразившиеся в нарушении очередности погашения требований кредиторов второй очереди реестра требований кредиторов должника, а также с требованием о возмещении убытков.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, производство по жалобе на действия конкурсного управляющего прекращено, в удовлетворении требований об убытках отказано. Суды исходили из того, что заявители, имеющие по отношению к должнику права требования о выплате выходных пособий и об оплате труда лиц, работающих по трудовому договору, не наделены правом на самостоятельное обращение в арбитражный суд с соответствующей жалобой. Их права и законные интересы представляет представитель работников должника. Кроме того, суды указали на недоказанность всех оснований для взыскания с арбитражного управляющего убытков.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила обособленный спор на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Действительно, по общему правилу работники должника не относятся к числу лиц, участвующих в деле о банкротстве и (или) в арбитражном процессе по делу о банкротстве (ст. 34, 35 Закона о банкротстве, пп. 14, 15 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 22 июня 2012 г. N 35 «О некоторых процессуальных вопросах, связанных с рассмотрением дел о банкротстве»). Для представления своих законных интересов при проведении процедур, применяемых в деле о банкротстве, работники должника вправе избрать представителя, который обладает правами лица, участвующего в арбитражном процессе по делу о банкротстве. Представитель работников должника при осуществлении своих прав и исполнении своих обязанностей, предусмотренных федеральными законами, действует в интересах всех работников, бывших работников должника (абзац тридцать первый ст. 2, п. 10 ст. 12.1 Закона о банкротстве). Названные положения закона направлены в том числе на формирование и представление в рамках дела о банкротстве коллективных интересов всех работников, бывших работников должника, а при невозможности выработки единой позиции — их большинства с целью предотвращения несогласованного участия большого количества работников должника в деле о его несостоятельности.
Однако в случае противопоставления законных интересов одних работников должника перед другими (например, преимущественного удовлетворения требований по оплате труда части трудового коллектива перед иными, имеющими приоритетную очередность погашения задолженности работниками) осуществление своих прав через выборного представителя противоречит самой сути предназначения последнего, которая заключается исключительно в защите их общих интересов.
Обращение заявителей с жалобой на действия арбитражного управляющего обусловлено защитой их прав по отношению к иным бывшим работникам должника, а именно нарушением календарной очередности удовлетворения требований по выплате заработной платы.
В такой ситуации адекватным механизмом защиты интересов отдельных работников должника является самостоятельное обжалование ими незаконных, по их мнению, действий арбитражного управляющего по преимущественному удовлетворению требований одних кредиторов второй очереди перед другими.
Прекращение производства по настоящей жалобе фактически лишает заявителей судебной защиты, что недопустимо.
Вывод судов о недоказанности совокупности условий для привлечения конкурсного управляющего должника к гражданско-правовой ответственности является преждевременным, с учетом того, что вопрос о правомерности (неправомерности) его действий в оспариваемой части судами по существу не исследовался.
Определение N 306-ЭС17-13670 (10)
24. В случае положительного решения о выдаче кредита, основанного на достоверной информации, представленной гражданином, последующая ссылка банка на неразумные действия заемщика, взявшего на себя чрезмерные обязательства в отсутствие соответствующего источника погашения кредита, не может быть принята во внимание для целей отказа в освобождении гражданина от долгов в рамках процедуры банкротства.
В рамках дела о банкротстве гражданина собранием кредиторов принято решение о заключении мирового соглашения для реструктуризации задолженности на условиях, предусматривающих погашение задолженности в течение 10 лет с установлением минимальной процентной ставки и ежемесячными аннуитетными платежами в размере 45 926 руб. 54 коп. Должник от заключения мирового соглашения отказался со ссылкой на невыгодные условия.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлениями суда апелляционной инстанции и арбитражного суда округа, процедура реализации имущества завершена без применения правил об освобождении должника от обязательств. Суды, ссылаясь на ст. 213.28 Закона о банкротстве и разъяснения, содержащиеся в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 13 октября 2015 г. N 45 «О некоторых вопросах, связанных с введением в действие процедур, применяемых в делах о несостоятельности (банкротстве) граждан», указали на недобросовестное поведение должника, выразившееся в последовательном наращивании задолженности перед кредиторами (увеличение суммы заведомо неисполнимых кредитных обязательств в период 2012 — 2015 гг. при отсутствии необходимого уровня доходов), а также на отказ должника от заключения мирового соглашения.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты в части отказа в освобождении должника от обязательств, в указанной части направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
Основной задачей института потребительского банкротства является социальная реабилитация гражданина — предоставление ему возможности заново выстроить экономические отношения, законно избавившись от необходимости отвечать по старым обязательствам, что в определенной степени ущемляет права кредиторов должника. Вследствие этого к гражданину-должнику законодателем предъявляются повышенные требования в части добросовестности, подразумевающие помимо прочего честное сотрудничество с финансовым управляющим и кредиторами, открытое взаимодействие с судом (определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 25 января 2018 г. N 310-ЭС17-14013).
В соответствии с п. 4 ст. 213.28 Закона о банкротстве освобождение гражданина от обязательств не допускается, если при возникновении или исполнении обязательств перед кредиторами он действовал недобросовестно (в частности, осуществлял действия по сокрытию своего имущества, воспрепятствованию деятельности арбитражного управляющего и т.п.). При этом по смыслу названной нормы принятие на себя непосильных долговых обязательств ввиду необъективной оценки собственных финансовых возможностей и жизненных обстоятельств не может являться основанием для неосвобождения от долгов. В отличие от недобросовестности неразумность поведения физического лица сама по себе таким препятствием не является.
В рассматриваемом случае анализ финансового состояния должника признаков преднамеренного и фиктивного банкротства не выявил. Сокрытие или уничтожение принадлежащего должнику имущества, равно как сообщение им недостоверных сведений финансовому управляющему, также не установлено.
Должник обращал внимание на то, что при получении кредитов представлял банкам полные и достоверные сведения о своем финансовом состоянии, имел в данный период стабильный и достаточный для своевременного возврата кредитных средств доход, осуществлял платежи в установленный договорами срок. Прекращение расчетов с кредиторами за три месяца до возбуждения дела о банкротстве вызвано объективными причинами — снижением оклада более чем на 30%. Указанные доводы суды оставили без оценки.
Кроме этого, необходимо учитывать, что банки, являясь профессиональными участниками кредитного рынка, имеют широкие возможности для оценки кредитоспособности гражданина, в том числе посредством разработки стандартных форм кредитных анкет-заявок для заполнения их потенциальным заемщиком на стадии обращения в кредитную организацию с указанием сведений о его имущественном и социальном положении, ликвидности предлагаемого обеспечения и т.п., а также проверки представленного им необходимого для получения кредита пакета документов. Одновременно банки вправе запрашивать информацию о кредитной истории обратившегося к ним лица на основании Федерального закона от 30 декабря 2004 г. N 218-ФЗ «О кредитных историях» в соответствующих бюро. По результатам проверок в каждом конкретном случае кредитная организация принимает решение по вопросу о выдаче денежных средств. В случае положительного решения о выдаче кредита, основанного на достоверной информации, представленной гражданином, последующая ссылка банка на неразумные действия заемщика, взявшего на себя чрезмерные обязательства в отсутствие соответствующего источника погашения кредита, не может быть принята во внимание для целей применения положений п. 4 ст. 213.28 Закона о банкротстве.
Вопреки выводу судов последовательное наращивание гражданином кредиторской задолженности путем получения денежных средств в различных кредитных организациях может быть квалифицировано как его недобросовестное поведение, влекущее отказ в освобождении гражданина от обязательств, лишь в случае сокрытия им необходимых сведений (размер дохода, место работы, кредитные обязательства в других кредитных организациях и т.п.) либо представления заведомо недостоверной информации.
Отказ должника от заключения мирового соглашения на предложенных в нем условиях не может расцениваться как злоупотребление правом, учитывая, что оставшаяся после предусмотренного мировым соглашением ежемесячного платежа за счет текущего дохода должника сумма денежных средств меньше установленной в рамках настоящего дела о банкротстве судом суммы в размере 30 000 руб. для достойного проживания должника и его семьи.
Определение N 305-ЭС18-26429
Применение норм об исковой давности
25. Положения п. 1 ст. 207 ГК РФ не применяются к требованию о взыскании неустойки в случае, когда основное обязательство исполнено должником с просрочкой, но в пределах срока исковой давности.
Вступившим в законную силу решением суда с заказчика в пользу подрядчика взыскана сумма задолженности по оплате работ и неустойка за просрочку оплаты в период до 25 мая 2015 г.
Судебный акт исполнен заказчиком 4 апреля 2016 г.
Подрядчик (цедент) уступил цессионарию требование о взыскании с заказчика неустойки за период с 26 мая 2015 г. до 4 апреля 2016 г.
Цессионарий 23 мая 2018 г. обратился в арбитражный суд к заказчику с иском о взыскании указанной неустойки.
В возражениях на иск заказчик сослался на пропуск истцом срока исковой давности в силу положений п. 1 ст. 207 ГК РФ.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлением суда апелляционной инстанции, в удовлетворении иска отказано. Суды исходили из того, что срок исполнения основного обязательства — оплаты выполненных работ — наступил 31 января 2015 г. и, следовательно, на дату подачи цессионарием искового заявления о взыскании неустойки трехлетний срок на предъявление требований по основному обязательству истек, в связи с чем срок исковой давности по дополнительному требованию также истек.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила названные судебные акты и направила дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции по следующим основаниям.
В силу пп. 1, 2 ст. 200 ГК РФ, если законом не установлено иное, течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права. По обязательствам с определенным сроком исполнения течение срока исковой давности начинается по окончании срока исполнения.
Согласно разъяснениям, содержащимся в п. 25 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 сентября 2015 г. N 43 «О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности», срок исковой давности по требованию о взыскании неустойки (ст. 330 ГК РФ) или процентов, подлежащих уплате по правилам ст. 395 ГК РФ, исчисляется отдельно по каждому просроченному платежу, определяемому применительно к каждому дню просрочки.
В договоре стороны предусмотрели ответственность заказчика за нарушение договорных обязательств по оплате выполненных работ в виде уплаты подрядчику пени в размере 0,1% стоимости подлежащих оплате работ за каждый день просрочки. При этом право на получение штрафных санкций за нарушение обязательств возникает у стороны договора после признания должником выставленной ему претензии и счета на уплату пени или неустойки либо вступления в силу решения суда о присуждении пени или иных штрафных санкций.
Таким образом, каждый день за период с момента нарушения обязательства до момента исполнения обязательства по оплате результата работ на стороне заказчика возникало обязательство по уплате неустойки.
Поскольку основное обязательство по оплате результата выполненных работ было исполнено заказчиком с просрочкой, но в пределах срока исковой давности, к заявленному требованию о взыскании неустойки не может быть применено правило ст. 207 ГК РФ, устанавливающее, что с истечением срока исковой давности по главному требованию истекает срок исковой давности и по дополнительным требованиям.
Определение N 305-ЭС18-25243
26. Срок исковой давности по требованию поставщика к покупателю об уплате неустойки за нарушение сроков возврата цистерн, в которых поставлялся товар, начинает течь со дня, в который данные цистерны должны были быть возвращены в соответствии с договором купли-продажи (п. 2 ст. 200 ГК РФ), в том числе в случае когда поставщик возложил исполнение своей обязанности по доставке товара на третье лицо и не принимал непосредственного участия в транспортировке.
Обществом (покупатель) и компанией (поставщик) был заключен договор купли-продажи нефтепродуктов.
В соответствии с условиями этого договора покупатель возвращает порожние цистерны в срок, предусмотренный договором, в технически исправном и коммерчески пригодном состоянии. Срок нахождения (использования) цистерн у покупателя (грузополучателя) на станции назначения не должен превышать 2 суток. Срок нахождения (использования) цистерн у покупателя (грузополучателя) определяется как период с даты прибытия груза на станцию назначения согласно календарному штемпелю на транспортной железнодорожной накладной (груженый рейс) в графе «Прибытие на станцию назначения» по дату отправления порожней цистерны на станцию погрузки или другую станцию, указанную поставщиком, согласно календарному штемпелю на транспортной железнодорожной накладной на возврат порожней цистерны в графе «Оформление приема груза к перевозке». В случае превышения покупателем (грузополучателем) срока использования цистерн поставщик, руководствуясь данными из автоматизированной базы данных ОАО «РЖД», производит расчет неустойки и направляет покупателю претензию.
Обращаясь с иском о взыскании договорной неустойки за сверхнормативное использование цистерн, поставщик указал, что, не являясь участником перевозочного процесса, в 2014 г. узнал о нарушении ответчиком сроков нахождения цистерн у грузоотправителей из претензии, полученной от своего контрагента-экспедитора в рамках заключенного с последним договора.
В возражениях на иск поставщик указал на пропуск продавцом срока исковой давности.
Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлением суда апелляционной инстанции, в удовлетворении исковых требований отказано в связи с пропуском срока исковой давности. Суды установили, что срок исковой давности, исчисляемый по наиболее поздней железнодорожной накладной с 22 января 2014 г., течение которого было приостановлено на 40-дневный срок для претензионного урегулирования спора, истек 2 марта 2017 г., тогда как иск предъявлен 22 июня 2017 г.
Арбитражный суд округа отменил названные судебные акты и направил дело на новое рассмотрение. Суд согласился с доводом истца о том, что он, не являясь участником перевозочного процесса, смог узнать о превышении покупателем (грузополучателем) срока использования цистерн только из претензии своего контрагента-экспедитора, а обязанности получать сведения о сверхнормативном простое у истца нет.
Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации отменила постановление арбитражного суда округа и оставила в силе решение суда первой инстанции и постановление суда апелляционной инстанции по следующим основаниям.
Если законом не установлено иное, течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права (п. 1 ст. 200 ГК РФ).
Пунктом 2 ст. 200 ГК РФ предусмотрено, что по обязательствам с определенным сроком исполнения течение исковой давности начинается по окончании срока исполнения.
В данном случае обязательство покупателя (ответчика) по соблюдению срока оборота вагонов, предусмотренное договором (двое суток с даты прибытия груза на станцию назначения), относится к обязательствам с определенным сроком исполнения, в связи с чем к спорным правоотношениям подлежит применению п. 2 ст. 200 ГК РФ и течение срока исковой давности начинается по окончании срока исполнения.
Поскольку договором установлено, что срок нахождения (использования) цистерн у покупателя (грузополучателя) определяется записями в транспортных железнодорожных накладных, а при расчете неустойки поставщик руководствуется данными из автоматизированной базы данных ОАО «РЖД», истец был обязан обеспечить получение информации о простоях цистерн из указанных источников, в том числе через лицо (экспедитора), которое он привлек в целях исполнения своей договорной обязанности по оказанию услуг, связанных с транспортировкой товара. Довод компании об отсутствии у нее возможности отслеживать движение цистерн противоречит ее договорным обязанностям по организации транспортировки груза. Переложение оказания транспортных услуг на экспедитора не изменяет обязательств компании по отношению к обществу. Компания об